качели стало качать.
Берёзы взрастали медленно,
неразличимо очам.
Папенька много курили,
потом прискакал вестовой
в мундире, страхе и пыли,
и с картой трёхверстовой.
Кутузов писал Барклаю,
француз плясал на Москву,
а дядя девку Аглаю
за лень склонял по родству.
Ни стона уже, ни звука,
безмолвно душа горит.
А Пьер мой теперь без уха –
жених, герой, инвалид.
Так то ж за царя, за веру! –
утешилась, голося.
Нашла бутылку мадеры
и вот уж пьяная вся.
Повсюду то дым, то огненность,
сплетено да расплетено...
Вот что Наташе вспомнилось
из поэмы «Бородино».