неча на роршаха пенять, если vanish палёный
-- Амундсен --
хроники обледенения сердца

I
в северном полушарии говорят “на юг”
имея в виду тепло
иное дело когда каюр
крепит манатки к узким полозьям нарт
и белая бесконечность вокруг топорщится как колотое стекло
случка неба с землёй называется горизонтом
ветер крепчает
торосы стоят во льду
как белые идолы

пятьдесят две собаки бегут на юг
по тринадцать в каждом ряду

II
вот доски рейки растяжки бухты
канатов
ящики и тюки
Фрам выходит из бухты
Пипервика
Амундсен — имя человека с высоким лбом
замершего на трапе
на корме спускают флаг завершенья погрузки
белый на голубом
для достижения нематериальной цели требуется много материальных вещей
мы благодарны
поставщикам мыла и мяса
зимней одежды пеммикана и консервированных овощей
особую благодарность хотелось бы выразить одному торговцу из Христиании
за возможность бесплатно курить отменный табак

последними грузят и привязывают на палубе сто гренландских собак

III

достоинства эскимосской собаки
может спать на снегу
предана своему каюру
презирает уют
прочие воют — но не эти — эти поют
по снегу ступает бесшумно
по льду крупные когти щёлкают как абак — этот звук мне приятен
но главное:
собаку можно кормить собакой

IV
Фикс — Ласессену

— мой человек не смотрит как я бегу
не знает как холодно у меня внутри
посмотри Ласессен посмотри он смотрит?
— не думай об этом
— ночью сырое приторное тепло
тела под боком сырое, приторное тепло
тюленьего мяса
порвались постромки это значит пора чиниться
можно передохнуть
передохнуть
нет всё-таки передохнуть
Эльза надумала ощениться —
но мы бежим Ласессен мы же бежим когда ей кормить их
Лассесен говорит
— съешь их сам чего пропадать добру
Фикс не-думает
— лучше я сам умру
не-думает
ночь наступает на пятки
бегущая сзади собака наступает на пятки
постромки истерли шкуру в мясо
откуда берется мясо
— Ласессен откуда берется мясо
которое мне не нравится
мясо которое не добавляет тепла
мясо как будто скормили льду мою
самую суть —
и Лассесен говорит
не думай об этом
— и я не думаю

IV
так приходят бессмертные лбы зимы
так заносит снегом по грудь по пояс
мы
находимся в дне
пути к Южному полюсу по колее проложенной
Ханссеном
холодает
приторный серный
запах пороха окрик замерзает в натруженном
горле
я готовился взять нахрапом Северный
полюс
— и вот я стою на Южном
в точке во всём противоположной
исходной
но погруженной в ту же муть
полувечного полумрака

Ханссен трогает за плечо:
устал?

как собака,
Хельмер Юлиус

как собака

(с) ДХ

@темы: @стихи, @прочитано, @my.favorite.plum

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Дизайнер по трикотажу Клара Эспозито всегда говорила, что мне к лицу британский спортивный стиль. Мне было лень спросить у неё, что это значит, а теперь уже и не спросишь, к сожалению.

Когда я учился на юрфаке РУДН, на лекции и семинары я приходил обыкновенно в тёмном свитере под горло, и в странном оранжевом гибриде бейсболки и ушанки на голове (мечта снайпера! - говорил про неё Константин, мой друг с медфака). В ухе ушанки на кольце от ключей болтался металлический колокольчик с оторванным язычком. Однажды в общаге я на спор взялся выпить 30 колокольчиков тёплой осетинской водки. И не смог, за три колокольчика до победы пить стало невмоготу. В руках у будущего юриста вместо портфеля имел место быть деревянный чемоданчик из под французского винища Chateau La Grave Bechade (Cotes de Duras). Бордо, как водится, выпили друзья и подружки, а стружку, в которой лежали бутылки, я выбросил. Вместо неё в чемоданчике лежали: видеокамера, колода из 32 карт, никелированный будильник и толстый блокнот в уютной мягкой обложке. Из-за внезапно выпрыгнувшего на экзамене на пол будильника (да, он был заведён и зазвенел, чо) меня едва не отчислили. А так-то я тогда предпочитал костюмы-тройки, только теперь я так много не пью уже. И ещё у меня коллекция из 650 (примерно) oldfootballshirts, есть даже футболка сборной команды, простигосподи, Ямайки. В печку бы их, но там Энгельс с Каутским ещё не прогорели.

Боже, какое горе, когда твоё любимое шмотьё разваливается прямо на тебе от старости где-нибудь в Стокгольме, в парке на Drottninggatan, прямо у памятника Астрид Линдгрен!

Половина моего старого свитера там и поныне на дереве висит, вероятно.
Шевелится от ветра, пролетающих мимо карлсонов отпугивает.


@темы: @проза, @миниатюры

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Кто читал алисины дневники,
говорит: сожги их, а сам беги.
Бармаглот уже расправляет крылья.
Барабаны бьют и труба ревёт.
Дети верят в сказку и ждут её,
их мечты тускнеют под книжной пылью.

Ты как кролик: уши из строф торчат,
даже думать страшно, о чём молчал,
а уж что читал – это много хуже.
И отныне место твоё в норе –
холодней могилы и слёз мокрей.
Если ты не завтрак – то точно ужин.

Расскажи мне, кролик, пока живой:
сколько жертв за тысячу книжных войн
на твои шерстинки уже налипло?
Или только храбрость твоя погибла
мимолётной каплею дождевой?

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Вот живой, словно мёртвый, уводишь слова в стихи -
и уже кто прочёл – на поминки пришёл, как будто.
И ступеньками в вечность таблетки твои тихи,
и последним считаешь каждое новое утро.

Ты склоняешь себя в изнурительный злой падеж.
И приходит ужас, беспомощность болевая.
Пахнешь не то что смертью – концом надежд,
капли снотворного в бессонницу доливая.

И приходит день, и подушка твоя мокра,
за окном - только дождь, листопад, затяжная осень.
Чудеса прорастают из битого злом добра,
и листочек оливы испуганный голубь носит.

@темы: @стихи

01:21

юбка

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Есть у меня близкая знакомая, зовут Саша. У её папы-художника картины в Русском музее висят, а у отчима аж в Эрмитаже. Ну, или наоборот, не суть. Однажды Саша прямо в папиной мастерской (потолки шесть метров, от этого огромная комната визуально кажется по площади крохотной), устроила попойку для всякого какбэ творческого сброда. Не помню уже, чего и сколько мы тогда выпили-выкурили, но лично я закончил вечер в пенной ванне с сашиной подружкой Машей. Причём Маша была там в чёрных театральных перчатках по локоть и в туфлях на высоченных шпильках, а я в костюме-тройке и при галстуке. Но это всё нюансы и частности, не утопили друг друга - и ладно. Хозяйка Саша под утро пошла провожать пьяных нас через сквер к переулку, где ходил трамвай. Переулок этот был шириной с Невский проспект у Гостиного двора, а сквер ещё шире, почти Булонский лес. Гости, как водится, на ходу орали непотребные песни. Сашка заслушалась, споткнулась о корни клёна, упала и не смогла встать. Да так и заснула, вконец обессилев. Надо ли упоминать, что отряд на марше потери бойца не заметил? Время спустя хозяйка бала очухалась с первыми лучами солнца, и обнаружила, что ограблена. А именно - кто-то подлый снял с Саши любимую юбку. При этом трусы и девичья честь были на месте, горло не перерезано, тело не зарыто в песочнице на детской площадке. После безуспешных поисков юбки пришлось идти домой. На счастье, консьержка дрыхла и скандала не учинила. Саша похмелилась водным раствором бордовой акварели, с виду очень похожим на недопитый портвейн, и отправилась почивать в спальню. Конечно же, юбка встретила её там - горячая, зимняя, своя. Даже выглаженная, даже на вешалке-распорке. Сие чудо чудесное так проняло Александру, что она потом не пила почти неделю.

А виноватым потом назначили меня. И сучку Машу, подружку хренову.

@темы: @проза, @миниатюры

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Наверное, игра не стоит свеч.
У прошлого не выиграть, пустое.
Но как понять, чего теперь мы стоим,
и надо ли последнее беречь?

Вот карты на столе. Последний шанс.
Все замерли, дыханье затаили.
Победа против краха. Или-или.
Блажен, кто карт ни разу не держал.

Здесь к тройке - всё, к семёрке всё вдвойне.
Как будто на безжалостной войне
дрожит рука, и словно струны нервы.

Там будет туз, я знаю, мой черёд.
Но Чекалинский даму насмерть бьёт,
и говорит «Вы проиграли, Германн».

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Воскресным днем, в начале века,
вблизи Литейного моста,
я встретил, явно неспроста,
загадочного человека.

Он бредил вслух, кося глазами
на жирных чаек над водой.
Смущал прохожих ерундой,
хрипел, что Ленин снова с нами.

Ему прохожие внимали,
в смятении разинув рты.
Но тут приехали менты,
и вольнодумца повязали.

А чайки до сих пор кричат
про день рожденья Ильича.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Они приходят, плащи их застёгнуты и зловещи.
Взгляд уклоняется, слово бежит от вещи,
имя – от должности, звания, ранга, чина.
В ничтожные поводы прячет себя причина.

Почему я?
Почему меня?
И за что мне?

Сердце стучит,
как шахтёр, заваленный в штольне.
Мысль непроизносима,
во рту горчит.
Генная память сигналит – замри, молчи.

Пророщенный страх, наследник инсомний,
вкрадчиво шепчет: ты вспомни, вспомни –
влюбился, напился, и всё растрепал, конечно,
у Дома Кино, под вискарь в темноте кромешной.
Кому ты давал читать дневники Алисы?

Если спят кошки – из леса приходят лисы.
Мышата дрожат, как телята вблизи ножа.
Мышиными судьбами лисы не дорожат.

Гости в плащах поднимаются по ступеням:
стихает смех, обрывается чьё-то пение.
Первый этаж словно вымер,
за ним второй,
третий.

Куда тебе, мышь, воевать с горой?
Раздавит и не заметит.

Гости в плащах заполняют дверной проём,
входят, как страшные новости в бедный дом.
Держатся каменно,
монолитно,
веско.

Соседка в окне напротив задёргивает занавеску.

Стыдный холод внутри превращается в белый жар.
Ты стоишь, распрямившись: не сдался, не убежал.
Ты уже не будешь бояться их никогда.

И недавняя мышь неожиданно говорит:
Господа,
вспоминайте,
чему вас учили в школе.
Там в коридоре коврик –
вы бы вытерли обувь, что ли.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Мы совпадаем именами
и остановками метро.
Есть много общего меж нами.
"Как звать? Петром?
А я - Петров".

В стихах, дословно и подстрочно,
в строении домов и гнёзд
мы совпадаем - не нарочно,
случайно, чудом, не всерьёз.

Мы улыбаемся смущённо,
заметив схожесть милых черт
в лице, тревогой опалённом,
в сигналах жестов и манер.

Потом летим, оставив тайны,
на общей взлётной полосе -
все совпадения случайны,
герои вымышлены все.

Листва осенняя кружится.
И смотрит девочка вослед
ещё одной летящей птице.
Сошлось, совпало.
Смерти нет.

@темы: @стихи

12:56

оси

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
А помнишь -
небо над нашими головами
стелилось
изнанкой облачной,
обтрёпанной бахромой?
Играло со шпилями, куполами,
на крыши дышало,
вполглаза за нами следило,
куда-то спешило,
не оглядываясь, бежало...

Не убежало.

Адмиралтейское шило
небо насквозь прошило,
как бабочку на острие нанизало.
И небо внезапно замедлилось,
застыло,
на место встало.

И для усталого глаза стало
как ветхое детское одеяло -
в прорехах серого стынет просинь.
И отчётливо видно,
как вращаются в небе оси
(счётом их ровно восемь,
раньше было двенадцать,
но четыре уже не сыщешь и не починишь).

Оси от времени истончились,
стёрлись о мгновения, дни, века,
но пока
всё ещё мирозданию служат -

так горячая печь с изразцами в стужу
служит препятствием к побегу из дома
для ненаписанного покамест слова,
для простуженной нимфы,
для продрогшего дурака.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Рядами букв тесны черновики,
пытаются стихами стать стишата.
Планктон наитий цедит рифма-кит,
и вечность до удара сердца сжата.

Черновики… То выплеснут орду,
то мор чумной, то вдруг играют в фанты:
пожар в пруду, морозный день в аду,
Троянский слон, Суворов через Анды…

Но иногда из сумрачных глубин
к тебе всплывает кит с китёнком-строчкой.
И строчка в строй встаёт, и строй един.
Ты пишешь чистовик, ты ставишь точку.

Сглотнёшь слюну: нежданно повезло.
И выдохнешь, и будешь жить, как прежде.

Но мойры ловко стянут нить узлом,
и станут ждать, когда им скажут «режьте».

@темы: @стихи

00:26

паром

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
судьбы жестокий поворот
в кармане горстка медных денег
молчит на пристани народ
на незнакомый смотрит берег
паром швартуется кормой
матросы ставят сходни немо
и этот рейс последний мой
и это странное не-небо
всё словно видано уже
всё словно бы когда-то было
богам так льстит покорность жертв
а жертвы строятся уныло
и на паром по одному
заходят не сказав ни слова
и цербер лает на корму
и нет напутствия иного

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Вспоминай, моя радость, туманное побережье:
корабельные сосны, нетронутые луга.
Страшно верить памяти – и потом, и сейчас, и прежде.
Но удавка беспамятства так тягостна и туга.

Вспоминай янтари и пасмурные агаты,
платья из шёлка и пули из серебра.
Выкупить тебя не получится, а когда-то
ты мне стоила всего одного ребра.

Вспоминай, любимая, проклятья и укоризны,
доносы, судилища, старательных палачей,
спицы жестокости, на которые мир нанизан
(если слово «мир» уместно здесь вообще).

Наша надежда сбежала последним рейсом,
стала легендой, апокрифом, шепотком.
А кому-то – колоколом,
но, сколько теперь ни бейся,
мне уже не вспомнить –
по ком он звонит, по ком?

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Мальчик Адам пробирается через площадь,
ступает легко, и в лице его пустота.
Ни людей, ни трамваев (навигатору только проще),
слепые фасады, провисшие провода,
неподвижный «Бьюик», уткнувшийся в двери бара,
рекламный плакат «Застрахуйтесь сегодня! Ной».
Под плакатом, обнявшись, лежит молодая пара,
или то, что от них осталось. Недавний зной
выманил змей, разложил на пути Адама,
но не стало яблонь – не вспомнить, не согрешить.
Если нет людей, то веры нет и подавно.
Уже вечереет, и мальчик Адам спешит.
Спешит доставить заказ на минуты счастья,
но в назначенном месте – лишь пыль, кирпичи, штыри,
плюшевый ослик неясной от сажи масти,
кровля без дома, лестница без перил.
Он смотрит на место где жили, мечтали, ждали,
и недетская грусть проступает в лице на миг:
почерк Создателя на новостной скрижали,
штамп «опечатано» на двери в погибший мир.

Он не слышит птиц, он уже не смотрит на небо,
одиноко бредёт через страшный новый апрель –
долгожданный подарок
для мёртвой девочки Евы,
механический мальчик,
патентованная модель.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Я хотел бы напрасно,
и хорошо,
и слишком,
но простые мысли
не по силам февральским мышкам.

И ничто не напрасно.

И в грохоте за стеной,
где считает тварей попарно усталый Ной –
не господний глас,
но приёмник шипит и стонет.
За окном мокрый город лежит в дождевой истоме.
Автомобили ходят по кругу в туманной мгле,
как овцы, зашедшие в гиблый болотный плен.

Шпили - стилетами в тучи по рукояти,
ничего личного: ни ревности, ни объятий.
Исаакий как ёлочный шарик в примятой вате –
время зажмуриться,
крикнуть: «довольно, хватит!»,
вызвать попа с винтажным цепным кадилом,
выйти из комнаты,
куда солнце c июля не заходило,
выспросить об удаче унылого рыбака.

Февральский вечер молочен, кофеен, чаен.
Праздные слова влетают в окно,
или просто сыплются с потолка –
замысел Творца
как случайный выстрел, нечаян.

Изгнанная из тающего дворца
королева-зима подгоняет улиток, но
улитки и не думают торопиться.

Река заглядывает прохожим в лица:
«Кому напиться? Кому утопиться?
Кому журавль, а кому синица?»
(забавно, если они заодно).

Невеста-Нева приманивает буксиры
причальным кнехтом,
как венчальным кольцом.
Её пажи - эрмитажи и монплезиры –
одурманены Блоком, Хармсом и Брехтом –
печально склоняются надо мной.

А Финляндский вокзал за широкой речной спиной
машет составами перед моим лицом,
и настырно грохочет:
«Героем ли, подлецом ли, –
живи наособицу,
не распуская сопли.
Не думай про «слишком», «напрасно», и «хорошо»,
не жди здесь солнце – яшмовый кабошон,
пиши как пишется,
дыши как дышится,
читай как читается.

Даю тебе слово – из слова не вычитается».

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Люди остаются на местах

Люди остаются на местах -
В розовых двенадцати кустах -
Там, где им и весело, и славно.
Людям нет ни края, ни конца.
Не зовите чёрного жнеца,
Белого не стоит и подавно.

Люди помышляют о простом -
О пчеле, жужжащей над кустом.
Тешатся подковами над дверью.
Спят, упившись, прямо на столе,
Вымазаны в мёде и смоле,
Избранные вываляны в перьях.

Люди не жалеют о пустом.
Этот - о патроне холостом,
Тот - о пролетевшей мимо пуле.
Уходя с натоптанной тропы
Ранятся об острые шипы,
Мажут йодом, просят, чтоб не дули.

Люди остаются на местах,
О сожженных думают мостах.
А потом, проснувшись среди ночи,
Убирают руки от лица...

Не зовите чёрного жнеца.
Пусть приходит сам, когда захочет.



20 марта 2024 года замечательная поэтесса Лена Мудрова (Чёрная лиса) погибла при обстреле Харькова.
Оставила нам прекрасные стихи и веру в человечность. Лёгкой тебе дороги на небеса, Лена.


@темы: @прочитано, @in_memoriam

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Город казался небылью, растворённой в зыбком вчера -
подряд холодные утра и тревожные вечера.
На рассвете молча глядели на бледнеющий серп Луны,
а потом обходили сопку через ельник и валуны.
Пробирались болотом, где до нас никто не ходил:
северный путь был страшен, а южный непроходим.
Мы почти дошли, но нарвались на них в лесу:
не передёрнув затворы, оказались лицом к лицу.

Мы их всех положили, но и сами мы не стоим -
все лезвия в красном, и никто не уйдёт к своим.

Я сижу, весь вымазан кровью, как в беспамятном страшном сне,
где майор как будто бы дремлет, но на веках не тает снег,
где лежит балагур Серёга, вдруг притихший и неживой,
где Марат напоследок молится, умирая от ножевой.
Ничего теперь не исправить, никого не вернуть назад.
И уже никому об этом не получится рассказать.
Мы все останемся здесь, мы теперь уже не враги -
мертвецы всегда забывают, кто, когда и за что погиб.

А потом придёт эта девочка, любопытная, как лиса,
и подумает - столько шли сюда, а погибли за полчаса.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Ты помнишь? - вечер, трассу замело,
и встречный грузовик (откуда взялся?)
Весь мир на миг застыл, а после смялся -
снежинки, кровь, и битое стекло.
Вот у больничной койки, невредим,
растерян, и неловко-осторожен,
я кончиками пальцев глажу кожу
руки твоей, шепчу тебе: «Иди,
иди на свет, в волшебный тёплый мир
спеши, моё беспамятное счастье.
Сквозь боль и ужас к жизни возвращайся.
Прости меня, и всё как есть прими».

На стёклах ледяные кружева,
узор их тонок, свадебно-прекрасен.
Как жаль, что я погиб тогда на трассе.
Как счастлив я,
что ты,
мой свет,
жива.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Я помню эту сказочку: жила
принцесса в удалённом мрачном замке -
ни повара, ни пони, ни служанки,
дракон - и тот был списанным и жалким -
летать летал, а драться не желал.

Вы спросите: а где же женихи?
Где храбрые роланды-ланселоты?
Ужель им ради девы неохота
преодолеть чащобы и болота
и обнажить фамильные клинки?

Полкоролевства – это не пустяк,
и многие из жадности решались.
Но вечно обстоятельства мешали:
то снег, то дождь, то зной и слепни жалят,
то в карты проиграются в гостях

у местного лесничего, а тот
возьмёт в залог доспех, коня и сбрую…
Нельзя же, в самом деле, в глушь лесную
идти пешком в подштанниках, рискуя
в бою потом, как жалкий шкодный кот,

стоять перед драконом... Ей же ей,
принцесса верной гибели не стоит.
«Наивный рыцарь был зажарен стоя» -
аж дрожь берёт от этаких историй!
Приданое бы взял, но жизнь нужней.

Так всяк герой от подвига бежит -
не рыцарством, подштанниками пахнет.
Отваги ни в балладах, ни в сердцах нет.
И оттого принцесса в замке чахнет,
и пацифист-дракон поныне жив.


@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
В унылом краю
зарастает узкоколейка.
Гибнут ненужные люди и-мне-налей-ка.
И даже песни о них потом не поют.

Обходчик-лешак
палит по небесным белкам.
Самогон нечист и в стаканах досадно мелко.
Все пьяно каются, а потом грешат.

И нет никого,
кто на дни разменяет вечность,
отменит судьбу и приросшие к душам вещи,
добудет солнце из хмари над головой.

Здесь лес - Монферран,
а трясина - почти Трезини.
Здесь лось на путях глупо сватается к дрезине,
словно ещё ни разу не умирал.

@темы: @стихи