потёмки

А следом умер Артём.

Неделю бухал и бредил,
дрался с призраками,
ходил со тьмой на лице.

И мы, и соседи,
что знали Тёму,
не вмешивались, привыкли,
и только в самом конце,
когда уже стало страшно -
скрутили его,
отпоили чаем,
отвели домой,
уложили спать.

Тёма буянил, а мы кричали
многоэтажно -
откуда нам было знать
чем всё закончится…

Утром его вынули из петли,
уже холодного,
навсегда притихшего,
неживого.

Содрогнулись, но слёзы никто не лил -
ни слова лишнего,
ничего такого.

Двадцать три всего,
и не стало нашего Тёмки.

Теперь лишь забывший нас Бог
способен войти
в его безвыходность,
в заплутавшей души потёмки.

@темы: @стихи

---

оси

а помнишь -
небо над нашими головами
стелилось
изнанкой облачной,
обтрёпанной бахромой?
играло со шпилями, куполами,
на крыши дышало,
вполглаза за нами следило,
куда-то спешило,
не оглядываясь, бежало...

не убежало.

адмиралтейское шило
небо насквозь прошило,
как бабочку на острие нанизало,
и небо внезапно замедлилось,
померкло,
застыло,
на место встало,

и для усталого глаза стало
как ветхое детское одеяло -
в прорехах серого стынет просинь
и отчётливо видно,
как вращаются в небе оси
(счётом их ровно восемь,
раньше было двенадцать,
но четыре уже не сыщешь и не починишь)

оси от времени истончились,
стёрлись о мгновения, дни, века,
но пока
всё ещё мирозданию служат -

так горячая печь с изразцами в стужу
служит препятствием к побегу из дома
для ненаписанного покамест слова,
для продрогшей нимфы,
для простуженного дурака.

@темы: @стихи

---

руина

В руине выборгской, где пыль и лопухи,
и бывших окон мёртвые глазницы -
там был большой собор. «Твой грех простится,
когда из добродетельной руки
ты выложишь свой грош на этот храм» -
смешной посул от Папского престола.
Теперь здесь хор травинок, ветра соло,
и запах тлена – просто в память нам.
Когда-то в прошлом финские гробы
стояли здесь, и мёртвые солдаты
смотрелись в них немного виновато,
как если на поверке были бы.
Но храм не спас, и бомба через свод
вошла, как нож в семейный хлеб пасхальный.
И ангелы за смертью смерть проспали,
всё обратилось в месиво, и вот
их всех похоронили, как смогли.
Теперь там стела чёрного гранита.

И только память дважды не убита.
И травы прорастают из земли.

@темы: @стихи

---

книжка первая моя

Захожу в читальню.
Дайте - говорю - что-нибудь почитать.

Отвечают: мы тут не вам чета -
что-нибудь не читаем,
всякое разное, что ни попадя,
и книги невеждам не выдаём.

А у самих – окна в копоти,
и грязи по самое ё-моё.
Хоть полы бы помыли, что ли.

Спрашиваю:
- Где тут у вас,
в вашей вечерней школе,
ведро и швабра? И лучше бы даже с тряпкой.
Можно, я тут у вас приберусь?

Отвечают с презрением: - Ну и гусь!
Позовите ему уборщицу тётю Варю.

Тут я бледнею, туплю, и злюсь -
делаю напоказ нелепую харю -
даже не харю уже, а харищу –
и говорю им: - Меня, гуся,
Сельма Лагерлёф прислала, товарищи:
просила выучить читать по складам,
приобщить к просвещению и его плодам,
помочь отличить Лорку от Лотмана,
и Драйзера от Друзя.

А я вам пока помою полы,
вымету все углы,
и стёкла почищу, чтоб было хоть что-то видно.

Сделали вид, что противно им и обидно.

А лица у всех – как у Бродского при вручении Нобли:
пафос и элитарность, но вместо шёпота - вопли.
Гляжу на них, на начитанных, и думаю себе: - во, блин,
обломно зашёл я за книжкой...

Короче, вымыл я им окна все и полы,
наслушался порицаний и всякой прочей хулы,
вернул тёте Варе швабру, и тряпку, и хлорную "Белизну".

Насилу потом от них улизнул.

Так и не выдали мне на руки печатных изданий,
теперь вот в дверях стою
и думаю: не по Сеньке шапка, не по погоде сани,
пусть ихние книжки читают сами.

Придётся мне написать свою.

@темы: @стихи

---

пять углов

Где Пять углов, как пять голов казнённых
на Загородный пялятся проспект,
где фонари в ущельях улиц тёмных
проводят ночь в безвыходной тоске –
там я один, в безмолвии и мраке,
и сердце так неявственно звучит
в груди моей. Бездомные собаки
чернеют в подворотнях. Мир молчит,
не в силах ждать чудес в такую стужу.
Всё заперто на ключ и на засов.
Спят призраки: спит Пестель, спит Бестужев.
Спит грустный Бог – невидим, невесом.
Так пусто здесь. Мертво. Морозно. Зыбко.
Часы мои замёрзли и стоят,
лишь память, заколдованная скрипка,
всё стонет, стонет сотни раз подряд -
про пять ночей под окнами твоими,
про пять смертей в тот високосный год,
про те пять букв, что складывались в имя -
про пять заноз из сердца моего.

Здесь улица, проспавшая три века,
до оттепели вмёрзшая в январь,
фонарь, и пресловутая аптека.

Ночь,
улица,
аптека,
и фонарь.

@темы: @стихи

---

всегда готов

Мой мальчик, я скажу тебе, как есть:
здесь в тренде не прощение, но месть.
О "пожалеть их" не было и речи -
коси и бей, пока не надоест.

Нет, люди не поверят ни на грош
пока твой мир по-прежнему хорош.
От лучших мастеров твои увечья,
и песни все, и все неврозы тож.

Кровь на руках? Она от комаров.
Но пионер обязан быть здоров,
всегда готов, и сомневаться не в чем -
раздай серпы и молоты, Петров.

@темы: @стихи

---

недавняя мышь

Они приходят, плащи их застёгнуты и зловещи.
Взгляд уклоняется, слово бежит от вещи,
имя от должности, звания, ранга, чина.
В ничтожные поводы втискивается причина.

Почему я?
Почему меня?
И за что мне?

Сердце стучит,
как шахтёр, заваленный в штольне.
Мысль непроизносима,
во рту горчит.
Генная память сигналит - замри, молчи.

Пророщенный страх, уставясь в лицо мне,
вкрадчиво шепчет: ты вспомни, вспомни -
кому ты рассказывал ту историю на Манежной,
у Дома Кино, под вискарь, в темноте кромешной?
Кому ты давал читать дневники Алисы?

Если спят кошки - из леса приходят лисы.
И мыши дрожат, как телята вблизи ножа.
Мышиными судьбами лисы не дорожат.

Люди в плащах поднимаются по ступеням:
стихает смех, обрывается чьё-то пенье.
Первый этаж словно вымер,
за ним второй,
третий.

Куда тебе, мышь, воевать с горой?
Раздавит и не заметит.

Люди в плащах заполняют дверной проём,
входят (так змеи вползают в заснувший дом).
Держатся каменно, монолитно, веско.

Соседка в окне напротив задёргивает занавеску.

И тут вдруг холод внутри превращается в белый жар.
Ты гордишься собой: не сдался, не убежал.
Ты уже не будешь бояться их никогда.

И недавняя мышь неожиданно говорит:
"Господа,
вспоминайте,
чему вас учили в школе.
Там в коридоре коврик.
Вы бы вытерли обувь, что ли".

@темы: @стихи

---

генерал

Генерал,
гнётом армий полмира смяв,
ничего не выиграть.
Ваши планы - липа.
Офицеры и кони погибли зря,
и из них не выжать
ни "ура", ни хрипа.

Всех наград и почестей
жалкий сор
и махорки в солдатской горсти
не стоит.
Ни имён, ни отчеств,
ни горящих мостов,
даже просто ненависти
не знает стоик.

Вы же были герой,
вы не спали ночей,
вы же рвали циркулем
карты генштаба!
Но пехотный строй
как в нутро печей
в тщетный бой задвинули -
и вас туда бы.

Пусть теперь в волнах
последнего моря
артиллерия студит
колёса гаубиц -
эта чаша полна
слезами и горем.
Клаузевиц умер,
и в прошлое канули
все победные марши,
и все трофеи.

Здесь лишь вдовы,
могилы,
и сгоревший металл.

И не станут старше,
не станут мудрее
ваши мёртвые мальчики,
генерал.

---

from lee to marina

Здравствуй, милая,

В этом городе не сыскать
ни отеля, ни церкви, ни даже мэрии.
Здесь в избытке лишь скука и хруст песка,
но они не радуют в должной мере.

За унылым заливом с десятком шхун -
меньше сотни домишек в кайме заборов.
И в каком из них время ни провожу,
кто-то снова хватает меня за ворот,

и угрюмо спрашивает: «Для чего
вы приехали, мистер? Скажите прямо
(тут же кольт, упирающийся в живот) -
Не мертвец ли, выбравшийся из ямы?»

Мне вопросы их не вполне ясны.
Я так жду тебя, милая, в этом летнем
царстве выгоревшей белизны,
сквозь которое солнце проходит бреднем,

собирая последних живых мальков
подзабытой к полудню морской прохлады.
Я не помню кто я, надзор таков,
что я чувствую – мне здесь совсем не рады.

И другим не рады – никогда, никому
(тут в почёте один лишь брутальный Иствуд).
Здесь улыбки прячут, как дохлых мух,
и в серьёзности каждый второй неистов.

В этом странном городе, затерянном на краю
мира, что ты назвала бы адом,
я по-прежнему верю в звезду твою,
и другой звезды мертвецу не надо.

Жду тебя, милая,
горюю,
тлею,
горю.

P.S.

Смешно – здесь все думают, что они в раю.
И даже псалмы иногда поют.
Ценят здоровый климат
и домашний уют.
Мне за усмешки в глаза плюют.

Я знаю – они все мертвы,
но я их снова убью.

Милая, привези винтовку мою.

@темы: @стихи

---

жертвоприношение

Дева была опоена маковым молоком,
Старшие удалились, оставив её на камне.
Дева теперь не помнила - ни о чём, ни о ком.
А я всё пытался вспомнить - зачем мы так? Да куда мне...

Старшие говорили: не нам обычай менять.
Старшие говорили: без жертвы не будет мира.
Старшие говорили, но словно не для меня.
И всё во мне было тускло, обидно, гадко и сыро.

Каждый девятый месяц, бессчётно много веков,
мы вновь выбирали деву, и в срок отдавали богу.
Порой с недобрым оскалом, порой безвольно, легко.
И бог, обагрённый кровью, народ наш после не трогал.

Настало страшное утро, и Старший к сестре моей
пришёл и сказал: готовься, ты избрана лечь на камень.
Сестра очистилась в море, сестре приказали: пей.
Сестру умастили маслом, сестра попрощалась с нами.

Бог двигался от заката - чужой, непривычный звук.
Как будто бы лязг пластин, как будто бы стук по камню.
Сестра расправила крылья, и дрожь прошла по хвосту.
Я рвал когтями кустарник, я скалил пасть, да куда мне...

Наш бог был высок и страшен, а зверь его быстроног,
и пика - длиной как древо на третий цикл после всхода.
Сестра забилась в испуге, но спрятанный в панцирь бог
вознёс над ней остриё, и принял жертву народа.

Тот камень пропитан кровью - я был там потом, я смог.
Из каждой трещины дева ревёт, голосит и плачет.
И самый древний из Старших - слепой и безумный Кхогг
поведал мне, как когда-то всё было совсем иначе...

@темы: @стихи

---

как сбитый лётчик

Когда наутро Та-кого-желал
покинет сны, и обнулится счётчик -
из рук сорвётся кружка - тяжела
и матово-бледна, как сбитый лётчик.

По кафелю осколки расплескав,
блестящие прощально и кофейно,
четверг запустит маятник в висках,
и обратится к радостям трофейным.

Проснётся Та-кого-ты-так-хотел:
помада, тушь, серёжки и колечки.
Но холод душ, как и тепло от тел,
так явственны, что кажется навечно -

всё тот же двор без зелени и птиц,
всё то же небо пепельного цвета,
всё те же окна - правнуки бойниц.
И жизни нет другой, а только эта.

У прошлого уже не вызнать дат
где пали мы, любви и веры ради.
На плановый ремонт закрытый ад
безлюден и обманчиво прохладен.

И если мы роман, то где сюжет?
И если мы стихи, то кто их автор?
Заглавий нет и аннотаций нет,
а эпилог доподлинно лавкрафтов.

Из файла фото бережно возьму,
всмотрюсь в него - и вдруг проступит чётче:
вот сердце опрокинулось во тьму,
и падает с небес, как сбитый лётчик.

@темы: @стихи

---

выхухоль

по энимал плэнет увидел выхухоль
ваще-то я многих там повидал
мартышек косаток японского петуха
носорога размером с гараж соседа
но выхухоль прочно в уме засела

пока я колю "нет допингу" на ноге
выхухоль обитает в реке оке
наедает весу до полкило
уломать похудеть её тяжело
да и не надо не балерина всё же
эх был бы я чутка помоложе
я бы её приголубил и пожалел
угостил бы крыжовниковым желе
его мне кума привезла зачем-то
участь её (не кумы канешна) плачевна
каждый обидеть выхухоль норовит
оттого у неё такой обиженный вид
и жызнь полная опасностей и забот
человеки выбрасывают выхухолей за борт
своего искажённого восприятия бытия
ой мля
это уже не из энимал плэнет
это намедни я
на канале культура
слушал лекцию философа гвоздрюкова
не дай вам бох испытать такова

так вот про выхухоль
она мила хотя не сказать штоб красива
многие человечьи хотелки явно ей не по силам
никогда не играть ей в шахматы
не топтать конями ферзей
не перепить в первомай друзей
не развернуть в монголию енисей
не сходить в космос не полететь в музей
не посадить дом не построить деревца

но выхухоль хотя б на сына надеецца

@темы: @стихи

---

памяти ильи кормильцева

Уральских гор непонятый пророк,
твои стихи навечно стали мною.
Отважный дух над дымною землёю,
ты одолел беспамятства порог.

Ты был таким, что Бог тебе судья -
любимый этими и осуждённый теми -
лампадный свет, египетская темень,
течений против быстрая ладья.

Я пил твой свет, как воду из ручья,
и, тьму твою на плечи примеряя,
познал наш мир, и мир увлёк меня, и
жизнь стала общая, и оттого ничья.

Ничья, для всех - для нищих и больных,
для вдов, сирот, для богачей и знати,
для тех, кому за зло слезами платят
и порохом. Не ты придумал их,

но ты нашёл понятные слова,
ты ясно выбелил и вычернил сюжеты.
И эти песни всё ещё не спеты,
пусть слышно их порой едва-едва.

Ты как Джон Донн искал свой путь вовне.
И что Свердловск, и что мне этот Лондон -
вот остров твой, и колокол твой – вот он,
звонит по мне, и трудится во мне.

@темы: @стихи

---

titanic

Бог латает тобою и мною чужую течь,
но "Титаник" утонет, и поздно фарфор беречь.
Эти шлюпки не ждут, да и наши ли в них места?
Нет, мужчин не берут, торопись, я управлюсь сам.

Я отправлюсь туда, где оркестр, и звучит регтайм -
слишком рано для слёз, слишком поздно для новых тайн.
А потом я спущусь в переполненный третий класс:
всех прощу, повинюсь, и, наверное, вспомню нас.

Как мы ждали наш свадебный рейс, и считали дни,
как священник сказал «навек», и затем - «храни».
Я снимаю и прячу кольцо в потайной карман,
если мне не судьба - ты достанешь его сама.

Эти тёмные воды блестят, что твоя глазурь -
словно Бог не успел написать партитуру бурь.
Ты запомни меня беззаботным и полным сил.
И ребёнка до суши в сохранности донеси.

@темы: @стихи

---

прачечный мост

Под мостом вода зелена.
Под мостом даже рыбы не ведают, что вина
наказуется не усердием рыбака,
но нимфой, роняющей мне «пока».

Под мостом
каждый миг разлуки идёт за сто.
Тонет всё напрасное, чем владел,
в колеблющейся воде.

И я стою на мосту,
на первом в Питере каменном
трёхпролётном мосту.

Контуженный или раненый,
я остаюсь на посту -
слушаю сплетни снующих рыб,
дожидаюсь нимфу,
пропускаю минуты сквозь кровь и лимфу.

И сердце моё в биении холостом
пульсирует над мостом.

@темы: @стихи

---

junker und ruh

Никогда не думал, что мне доведётся вникать в нюансы древних швейных машинок. Неожиданно понравилось - за каждым старинным механизмом история, чьи-то руки, чей-то труд. На моём подоконнике стоит тяжеленный Junker und Ruh, сделанный (вероятно) на рубеже XIX и XX веков в германском (правильнее сказать - баденском) Карлсруэ, недалеко от французской границы. У этой немецкой штучки изящные линии и упруго-плавное движение махового колеса.



Не знаю пока, работает ли она. Но скоро узнаю ))



А вот более поздний Singer. Отчего-то всегда полагал, что это тоже германский бренд. Оказалось, всё не так.



Просто удивительно, как послушные умелым рукам машины переживают эпохи, которые не пощадили их владельцев.

@темы: @механизмы

---

тень сурка

Смутная тень сурка падает от меня.
Коротко, в двух строках, зимам на снег пенять -
вот уж напрасный труд, тщетный расход чернил.
Тёплые дни придут. Но потом. Извини.

Этот февраль иной, а с виду такой, как все.
Прошлое стало мной, привычно проснулось в семь.
Будущему не понять, оно слишком сладко спит.
И даже тень от меня - дрожит, сторожит, сипит.

Прошлое для сурка всего лишь недавний сон:
во сне зима и пурга, и хлёсткий снежный песок;
во сне бедняк-савояр, шарманка, голод и брань.
О, где же милость Твоя? Убей, но больше не рань.

Не жди от бродяг мольбы, не жди от зимы тепла.
Прими мир, каким он был - от скотобоен и плах
пройди к соборам, дворцам, смени тряпьё на шелка.
Творенье тешит творца, так сука любит щенка.

Так и февраль зиме - младший любимый сын.
Дорогами перемен по кругу идут часы.
А савояр с сурком - вечный как мир, сюжет.
Вечность идёт пешком. Для вечности смерти нет.

@темы: @стихи

---

дух иоанна глаголет учителю истории

Казань не брал. Во-первых, брал не я,
а во-вторых, уже вернул на место.
Напутал что-то летописец Нестор -
не мой почин, и лошадь не моя.

Не Нестор? Помер Нестор? Бог прибрал.
Не смей, холоп, перечить государю!
Я милостив, но посохом ударю -
так взвоешь, там полпуда серебра.

Да что Казань, чего ты всё гундишь?
Казань, Рязань - не должно войску киснуть.
Обрыдли мне, хотел послать за Вислу,
да далеко, отсель не уследишь.

Ты, часом, мятежу не потакал?
Гляди, Малюта сбросит с колокольни.
Вот был один, забыл как звать, покойник...
Чего дрожишь? Ступай, живи пока.

@темы: @стихи

---

не помнить

Пусть на листе не кровь - чернила,
но лёгкий лист огню скормив,
ты чувствуешь, как защемило
в груди, как ум тоской затмило -
и на один короткий миг
из пламени взлетает «верь мне»
и невесомым мотыльком
стремится к приоткрытой двери,
чтобы за ней, по крайней мере,
уже не помнить ни о ком.

@темы: @стихи

---

маркс энгельсу говорит

Маркс Энгельсу говорит:
Фридрих,
теперь я буду звать тебя Фрицем -
краткое имя всегда бодрит,
и быстрей дозовёшься,
как говорится.

Напишу два тома заумных словес -
про металл,
про кидал,
или там капитал, к примеру.
Пролы слишком бесправны,
но мы с тобой не собес,
и помочь им всем
не осилим уже, наверное.

Ты представь,
вот сейчас
в каких-нибудь Верхних Няшках -
в Гаване?
Констанце?
Симбирске?
Новосибирске? -
растёт неприметный серьёзный мальчик:
он не играет в мячик,
не мучит кошек,
он ждёт и считает риски.

Пройдут годы,
и этот бесёнок вырастет в беса -
будет лысым, картавым
(неважно, не в девках счастье),
станет водить народы дремучим лесом,
а народы и рады
в безделье принять участие.

Потом он ещё возьмёт себе псевдоним -
чё-нить смешное,
как наш полковник фон Ленинг.
Не надо и флейты -
миллионы пойдут за ним.
Но это от лени, Фриц,
это всё от умственной лени.

Потом война.
Пшено по талонам.
Тупик.

Потом он умрёт,
и из беса сделают бога.

А из нас апостолов...
Не смейся Фриц,
не тупи.

Так всё и будет, Фриц,
подожди немного.

@темы: @стихи