Вчера в Лондоне в одночасье умерла Долорес О'Риордан, вокалистка The Cranberries. В неполные сорок семь. Трое детей потеряли маму. Когда-то давно, когда мы были наивными и восторженными, мы горланили её песни под две гитары белой ночью на Марсовом поле. Помню, как к нам подошли копы, и сказали "хорошие песни, но люди спят, им завтра на работу". И кто-то из нас ответил им "те, кто лежат здесь под ёлками, от шума не проснутся". И мы налили гостям, и мы продолжили. Наши девушки не знали английского, и мне пришлось на ходу сочинить русский текст в размер. Не перевод, конечно, просто фантазия по мотивам.
zombie
Час ночи, отряд на марше, дорога через декабрь. Завтра утром ты тоже станешь таким, как эта зима.
На холмах под дождём город спит странным сном. Это смерть, чья-то смерть в твоих глазах.
В небесах над тобой чей-то страх, чья-то боль. Целый мир под ногой, твоей ногой
Под ногой зомби.
Ты веришь, что много позже никто не спросит тебя: что ты делал, когда тлел воздух, когда горела земля?
Человек без лица, Иисус без венца - это ты, это ты. Всё это ты.
Чья-то смертная тень, чья-то ночь, чей-то день - стонет мир под ногой, твоей ногой.
Под ногой зомби.
(c) music by the cranberries
Время спустя у этой чудесной ирландской группы вышел альбом to the faithful departed с трогательной цитатой из католической молитвы от Долорес. Какой грустной иронией кажется это теперь.
Не могу печатать дальше, едва не плачу.
The Cranberries. Empty.
Something has left my life, and I don't know where it went to, somebody caused me strife, and it's not what I was seeking.
Didn't you see me, didn't you hear me? Didn't you see me standing there? Why did you turn out the lights? Did you know that I was sleeping?
Say a prayer for me, help me to feel the strength, I did. My identity, has it been taken? Is my heart breaking on me?
All my plans fell thought my hands, they fell thought my hands on me. All my dreams it suddenly seems, it suddenly seems, empty, empty, empty
И ещё два стихотворения: одно от москвички Ирины (Неведома зверушка), другое от петербурженки Александры (Речная нимфа)
Неведома зверушка. Дрожащий зайчик в сумрачном лесу
Дрожащий зайчик в сумрачном лесу, зачем ты звал голодную лису? Зачем твой пульс стучит в её ушах? Она идёт!- трава поёт, шурша. Она идет! Беги, малыш, беги! Ночного леса темный лабиринт пылающим хвостом сожжет лиса. Всех не спасти, малыш, спасайся сам! Лиса не зла, но лисьи зубы злы. Плети силок, запутывай следы. Лиса хитра, а ты, мой зайчик, юн. Плети силок – затягивай петлю, проскальзывай шерстинкою в иглу. До вечности осталась пара лун - ты должен пережить их серебро. И этот бег. И лисий рагнарёк. Сберечь живинку, крошку, позывной, что говорит с тобою и со мной, Что нас роднит во внутренних лесах, где я - трава, и зайчик, и лиса.
Речная нимфа. Самолёт
Самолёт ныряет, предсмертно ревёт, дрожит. Алый отсвет на лицах, аварийный режим. Крик плещется в горле, ознобно хочется жить. Но понимаешь - отсюда уже не выйти.
Подробности жизней проносятся, как в кино – детство-школа-работа-вырвались-в-отпуск, но у кого-то не дальше школы. Потом темно. Стюардесса воет – сколько осталось выть ей?
Жалеешь о том, что исправить уже нельзя: поменять билет как хотела, на вторник взять. В предпоследний миг обнимаешь в мыслях опять дочку, сыночка - ему ещё нет пяти.
Потом ждёшь удара, невыносимая мука.
А где-то бабушка гладит внучку и внука, говорит им: тише, уймитесь, ну-ка. Мама уже летит.
Бо, я не верю, молюсь, но не верю. Вот я стою за распахнутой дверью. Жалко бренчу по карманам ключами, словно пришла за чужими вещами.
Бо, мне так нравилось быть беззаботной в доме где шёлк мой, и долг мой, и кот мой. Жить без печалей, любить нараспашку. Печь пироги или гладить рубашку.
Бо, это более странно, чем страшно - звать тебя. Если просить, то ты дашь, но это не будет на пользу, не будет. Что мне с того, что советуют люди?
Бо, возвратись в этот мир ненадолго. просто приди за неотданным долгом. Просто пройдись от роддома до кладбищ, мимо всего, что назначено нам лишь.
Бо, может быть, ты простишь человека - смарты от Apple, ботинки от Ecco. Пусть даже этих страстей не остудишь, знаю, ты точно простишь, не осудишь.
Бо, я ведь даже не знаю твой адрес! Здесь на конверте - лишь нимб твой и абрис. Если без индекса, примут же, точно ведь?
Ручей, шелестящий под сводами леса, осеннее время, безлюдное место. Любовные игры на укромной поляне. в травах без запаха и без названий.
И, словно птица в тесной клетке, в грудной клетке бьётся сердце. Она заставит огонь разгореться, она не даст тебе думать о смерти.
Ведь она любит тебя за то, что ты показал ей этот сентябрь - месяц эльфов, костров, и опавших листьев, о котором ей вовремя не рассказали. Она любит тебя, и этот сказочный мир, она смотрит на мир твоими глазами.
Настанет утро, и вас навестят лисица, и выдра, и смущённый олень. И вы вместе скажете им: «доброе утро», но за ясным утром будет пасмурный день.
И вот тогда сквозь стёкла твоих очков на сетчатку глаз прольётся тоска. А она увидит тоску изнутри, и вернёт тебе то, что ты так долго искал.
Ведь она любит тебя за всё, что уже случилось, и ещё случится. За всё, о чем нельзя рассказать Лишёнными формы и цвета словами. Она любит тебя, и этот сказочный мир, она смотрит на мир твоими глазами.
И если нежность не порок - пусть будет всё, как мы хотели: тепло в душе, истома в теле, и поцелуй через порог, и солнце в окна по утрам, и кофе, и томаты черри, и «тучка» в джазовой манере - светла, воздушна, и бодра. На расчудесный летний день наденем платье из улыбок, и золотых игривых рыбок увидим в ласковой воде. И ветерок нашепчет нам слова, не сказанные ночью.
День поцелуев, между прочим! - в отместку смутным временам.
Ни сдать в ломбард, ни спрятать под коростой нам, видно, не удастся наши души. Болеем, но растём. Болезни роста пройдут, конечно. Навостривши уши, я слышу, как пищат от счастья дети наивные, и зла не замечают. Им интересно всё на этом свете, они и плюшке радуются с чаем. А жизнь уже готовит им подарки: капканы, западни, и всяку бяку. Но им и дела нет: их полдни жарки, их вечера таинственны, и мраку ночному не под силу усмирить их.
Вот так и мы порой, как эти дети - живём не по уму, а по наитью, и счастливы дышать восторгом этим.
Здесь, в доме гаснущих светил, уже невидимые глазу, собрались те, кого любил, не повстречав вблизи ни разу. И на помостах тишины они нашли свое забвенье. В краю, где жизни сочтены, где смерть наследует рожденье. В Непостижимые поля, в разлуку, слитую с печалью, прошёл за ними вслед и я в раздумьях тяжких и молчаньи. И за спиной исчез мой мир, вот только был - и вдруг не стало. Безумный яркий шумный пир, где был и я – всё вмиг пропало. Теперь – конец любым страстям, любым желаниям и страхам, любым обличьям и мастям, богам, героям, змеям, птахам. Конец земле и небу край, и дно любой ужасной бездне. Кому-то ад, кому-то рай, а мне – мой сад и дом любезный. Здесь спят часы, и время ждёт, в надежде вырваться из плена. Но тщетно, время вмёрзло в лёд, и нет весны зиме на смену. Нет больше безразличных звёзд, и солнца с оспинами пятен, ни сладких грёз, ни горьких слёз, ни поцелуев, ни объятий.
Лишь только память здесь со мной, она - как тающая нота. И за туманной пеленой как будто свет оставил кто-то.
Я знаю: мир таков, как есть - добра и зла переплетенье. И ни бесчестие, ни честь не вызывают ни смятенья, ни содрогания земли. Наш долг – не осуждать, но верить, что всё, что люди не смогли своими чувствами измерить - измерит Время. И всему найдёт достойную оценку. И будет так. И потому я не завинчиваю в стенку шуруп, и Путина портрет не вешаю перед глазами.