неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Когда тебя отдали палачу
мне было стыдно, холодно, и страшно,
но тело, как последняя рубашка
кричало – отвернусь и промолчу.

А вот потом, когда ревел народ,
на голову отрезанную глядя -
мне не хотелось туловища ради
ни ждать, ни жить. Скорей наоборот -

нож гильотины виделся калиткой,
толкни её - и с нежной маргариткой
уже в твоём саду навеки я.

Ты ждёшь меня, для вечности раздета,
прекрасная моя Антуанетта,
Мария безголовая моя.

01:37

аэм

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Октябрь не запомнит мелодий твоих истом,
выдох застрянет в горле, как лошадь в чаще.
Бог вышивает по кладбищам нас крестом,
иголка его мелькает всё чаще, чаще.

На новую жизнь не хватает всего чуть-чуть -
здоровья, мудрости, утреннего порыва.
И ангел устал прислоняться крылом к плечу
и грустно шептать: «Ваш мир – он дан до поры вам,
совсем ненадолго, по сути, всего на миг –
а вы этот миг живёте в беде и распрях…
Лишь пламя страстей безудержных в вас горит,
и вся ваша жизнь - на авось, наугад и наспех».

А бес за другим плечом – он молчит, молчит.
Чему нас, учёных, плохому ещё научишь?
И слово - не меч, и молчание нам - не щит.
И ворон хрипло кричит: «Оглядись получше».

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
выходил под дождь
капли ловил
плечами
лицом

спрашивал у неба
когда уже будет солнечно

окунался в дрожь
никого не любил
чайки кричали
звали своих птенцов

небо молчало
угрюмо и сумрачно

ветер на набережных
крал зонты
дарил их реке
как цветы

девушки жались к стенам
прятали тела в подворотнях
а души в смартфонах

души не спрячешь но
без зонта
налегке
отдельно взятая лена
анюта полина тоня

невинна и неразменна
как рубль
ну хотя бы полтинник
пятиалтынный
пятак

и так
проходят апрель
май июнь июль

парни меняют
кристин на юль
кристин бросают и забывают

и только я всех вас помню –
красавиц
куриц
филологов
и экологов
умниц
певиц
дурёх

всех девяносто трёх

дурак
какой я дурак

@темы: @стихи

14:54

heretic

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Еретика колпак надень и, осуждений не приемля,
смотри в последний этот день на обезвоженную землю,
на католический собор, на обывателей угрюмых.
Их нравы не возьмёшь с собой в небытия пустые трюмы.
Теперь всё просто, и уже не нужно слов и оправданий -
ростком колючим на меже твоя борьба их ниву ранит.
Но кто объявлен сорняком, и осуждён к прополке божьей,
тот много лет спустя, потом, в потомках дать побеги сможет.
И что теперь тебе костёр - огнём не выжечь новой веры.
Не ангел крылья распростёр, но тучи, чьи подбрюшья серы.
Неужто дождь в такую сушь тебя в бессмертие проводит?
Тела всегда тесны для душ, но покидать их при народе -
как обнажаться при гостях – и неуместно, и постыдно.
Но и в обугленных костях следов раскаянья не видно.
И эта милость – удавить перед сожжением – забавна.
Им лишь бы крови не пролить... Толпа стозевна и стоглавна:
с детьми, с корзинами жратвы – во имя Бога, дайте зрелищ!

О, как невежественны вы, и спасены от ада тем лишь.

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Когда я расстался с судьбою, именем, миром,
привычным, как грудь твоя у меня в ладони,
забыл имена Диана, Полина, Ира,
смирился с сюжетом, где каждый "Титаник" тонет,
раздал все долги, всю мебель, и все пластинки,
и запер дверь коммуналки, где ты бывала –
я вырезал абрис сердца, как в песне Стинга,
и сердце кровило - беспомощно, зло, и ало.

Кровило и билось, как бьётся большая рыба,
изведав удар человечьей стальной остроги.
И тщетно стучало в приюты памяти, либо
в застенки тоски, в безответной любви остроги.
Ты помнилась мне, как забытой нежности эхо
в полёте от стен до железных бортов трамвайных.
Куда бы ни шёл я, куда бы трамвай ни ехал -
пути всё темней, откровения всё кровавей.

Я должен был знать, но не знал.
Лишь теперь понятно
где пряталось счастье в краплёной моей колоде.

Я всё проиграл.

А кровь – это только пятна
на солнце твоём,
которое не заходит.

@темы: @стихи

01:22

сиеста

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Солнце в слепящей силе восходит в пустой зенит.
Пахнет травой и пылью полуденная аллея.
Ни ветерочка, ни облачка, и словно во сне звенит
колокольчик июльский, и платье твоё алеет.

Стрекозы неспешно и плавно летят к пруду
накрытому ряской, кувшинками, летней ленью.
Невидимый фавн сонно дышит в свою дуду.
Караси противятся щучьему повеленью.

Над нашей скамейкой сутулится старый клён,
пятипалыми листьями воздух горячий гладит.
Мы свиваемся в кокон, и сплетаются шёлк и лён -
не для тихой сиесты, а жаркой истомы ради.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Пока наш дом ещё стоит в песках
пологих дюн у моря, где треска
случается всегда не по сезону -
мне есть куда спешить с моей войны,
из жаркой обезлюдевшей страны -
к тебе спешить потерянным Ясоном.

Дождись меня, не глядя в календарь,
уже не важно, май или январь -
шторма морские всё переиначат.
От Посейдона Кроносу дары:
кадушки пересоленной икры -
как будто мать-треска по детям плачет.

Не заходи за пенную черту -
за ней седое море прячет ту,
какой была ты до моих поминок -
поспешных, да - теперь ты поняла,
как гибели противятся тела
лишённые любимых половинок.

Не верь моим друзьям, не верь родным -
я опоздал погибнуть молодым.
Войду в наш дом, товарищей оплакав,
скажу: "война - страшнейшее из зол".

Неси меня домой, мой друг Эол.
И пусть не будет в небе страшных знаков.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Вышли из бара под тусклые фонари.
Дождь не кончается,
лужи налиты чёрным -
вчерашних небес прогоревший ультрамарин -
Лора пьяна,
Мариэль всё мурчит о чём-то.

С неба течёт, руки мёрзнут.
В глазах темно
и бездумно.
Мокрая Лора не помнит адрес,
Мариэль напевает про парусники в морях,
над ними фонарные лампы едва горят,
как звёзды над отмелью,
где больше не ждут наяд.

Ежедневник Лоры напоминает атлас -
в нём только планы,
много страниц подряд.

@темы: @стихи

03:28

лисбет

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Будильник звенит, оживаешь по счёту "три".

Как новорожденный, не грешивший ещё младенец
выпутывается из тревоги, которой не знал внутри,
из пелёнок, из маминых полотенец –
так и ты вырываешься из сновидений в день:
ресницы слипаются, крыши в окне покаты,
заржавленным плёсом блестят в дождевой воде.
Эспрессо в кофемашине ворчит, пока ты
босыми ногами ступаешь на ламинат,
плетёшься из спальни в ванную и, зевая,
вспоминаешь, в каких цусимах твоя вина,
по каким номерам спасателей вызывают.

Этот мой город, Лисбет - не твой кружевной Стокгольм:
здесь даже солнце всходит, ненастье превозмогая.
Если бы Бог был женщиной, Он любил бы тебя такой,
но ты как Серсея Ланнистер - осмеянная, нагая -
платишь цену ошибок предателям и врагам,
и время тебя не лечит, и память бритвами режет.
И кто бы тебе надежду в рассрочку ни предлагал,
ты веришь людям всё меньше, и улыбаешься реже.

А за Невой – серый крейсер, - недвижен, неразличим
за серым дождём между серыми небесами
и серыми водами – он беззвучным криком кричит.
И рад бы уйти, но не может. Да мы и сами
себе не хозяева, Лисбет. Беспамятства краткий срок
по цене снотворного из аптеки в слепом подвале -
пахнет возмездием, как еретичка пахнет костром,
но других лекарств без рецепта не продавали.

Знаешь, Лисбет, в безверии есть свой шарм,
и даже величие, но наших сердец владелец
мечтает, что в каждом теле засветится вдруг душа -
как милый ребёнок
в нимбе
из маминых полотенец.

@темы: @стихи

12:54

темпл

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Жалкими трюизмами совесть изранив:
из двоих в авто один -
всегда пассажир,
вспарываю жизнь свою наточенным скальпелем,
медленно тяну волокна правды
из лжи.

Город запрокидывает площади к небу,
пасти подворотен
недобро ощерив.
Всех его оград не хватило мне бы,
чтобы заслонить зимам путь
к твоей двери.

Девушки на Невском улыбки комкают,
как деньги,
которым больше нет веры.
Льдины под мостами трутся острыми кромками.
Берега гранитны
и намеренно серы.

Помнишь ли, как на Надеждинской улице,
у дома Хармса,
миллион лет назад,
шептал тебе: «детка, не будем хмуриться,
город выдержит холод
и удушье осад»?

Переводили стрелки часов на зимнее.
Спасали души
кровожадных прохожих.
И нежность делала тебя всё красивее -
куда уж больше? -
до спазма, до дрожи.

Откладывали сон на потом, на праздники
и, в кофе друг другу
сахар насыпав,
сливались в едином, такие разные.
Нежно говорили
про дочку, про сына.

Вплетались друг в друга, как нити в фенечку.
Всходили к небу по телам,
как по лестницам.
Все умерли, даже Ерофеев Веничка.
А мы всё живы, живы,
даже не верится.

Телефон молчит, уже не нужен мне он.
В садах твоих
цветы лепестки растворили -
мои перекрёстки заметает снегом.
Заносит следы, не различить –
твои ли?

Метелями город стирая с карты,
озябший Бог хмур,
он устал стараться.
Сердце тревожится – где же ты, как ты?

Твой подарок - закладка -
не даст мне сорваться.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Мудрый и вечный Бог,

если ты слышишь меня ещё -
помоги мне расставить правильно запятые.
Расскажи, кто стоит у меня за каким плечом,
и зачем на берег выбрасываются киты, и
можно ли их от этого уберечь -
ведь они страдают и гибнут,
пока я от гимна глохну
(мне не нравятся гимны,
но сейчас не об этом речь).

Сделай что-нибудь,
чтобы птицы не бились в окна,
чтобы самолёты не падали никогда-никогда,
чтобы не болели дети, а бабушки жили долго,
чтобы не текли батареи в январские холода.
Убереги нас от рака, и зайку ещё от волка.
Накорми голодных, вразуми безумцев и дураков
(про дураков не запамятуй - слишком часто я сам таков).

Накажи того,
кто у деда Тёмы крадёт дрова,
закрой насовсем "Дом-2",
помоги спасателям,
раскрой заклинивший парашют -
и я впущу тебя в моё сердце.

О счастье я уже не прошу.

@темы: @стихи