неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Солнце в слепящей силе восходит в пустой зенит.
Пахнет травой и пылью полуденная аллея.
Ни ветерочка, ни облачка, и словно во сне звенит
колокольчик июльский, и платье твоё алеет.
Стрекозы неспешно и плавно летят к пруду
накрытому ряской, кувшинками, летней ленью.
Невидимый фавн сонно дышит в свою дуду.
Караси противятся щучьему повеленью.
Над нашей скамейкой сутулится старый клён,
пятипалыми листьями воздух горячий гладит.
Мы свиваемся в кокон, и сплетаются шёлк и лён -
не для тихой сиесты, а жаркой истомы ради.
Пахнет травой и пылью полуденная аллея.
Ни ветерочка, ни облачка, и словно во сне звенит
колокольчик июльский, и платье твоё алеет.
Стрекозы неспешно и плавно летят к пруду
накрытому ряской, кувшинками, летней ленью.
Невидимый фавн сонно дышит в свою дуду.
Караси противятся щучьему повеленью.
Над нашей скамейкой сутулится старый клён,
пятипалыми листьями воздух горячий гладит.
Мы свиваемся в кокон, и сплетаются шёлк и лён -
не для тихой сиесты, а жаркой истомы ради.