А что ему в мычаньи том? То заревёт, то смолкнет снова. С нечеловеческим трудом он хочет выговорить слово. Мария Петровых. Немой.
Без меня меня родили, нарядили - и в детсад. Дом зелёный крокодилий съел меня, и в нём я сам выбирал по росту лошадь, деревянного конька, ковырял в тарелке ложкой, рвал страницы «Огонька», в хоре пел, гремел горшками, дёргал Таню за банты, изводил детсад стишками, и ворчал, как Мойдодыр.
А теперь я двухметровый грустный клоун, злобный шут, озорной, шальной, херовый - не умею, но пишу.
Дневниковые люди форматируют жизнь в слова: вот строчка, вот точка, вот ручка, вот голова. Голова переполнена, ручка почти пуста. Дневник всё стерпит, но Боже, как он устал.
Устал от событий, заметок, стихов, имён. Устал разделять суету и тщету времён. В нём каждая запись не дольше суток нова. Дневниковые люди надеются на слова.
Эти строчки и точки печали печать хранят: за надежду и веру здесь судят, любовь моя. Дневники много знают, и судьбы их нелегки: Дневниковые люди нередко жгут дневники.
Сирень уж отцвела, а я ещё тверёз, опрятен, и побрит опасной вострой бритвой. Река влажнит гранит и ждёт июльских гроз, от гроз её полнит, как шлюху от молитвы, какую б я с моста в ночи ни произнёс.
О, нимфа из Невы – допей, что не допито до дна из этих вод в оковах берегов. И Медный всадник ждёт, и конь стучит копытом, но только хладный прах летит с его подков.
Страницу дня перевернув, назад оглянешься понуро: за витражом былых минут Петрарке чудится Лаура. Там память заплетает в стих влечений порванные нити, там всё – «прости и отпусти». Но в сонме смыслов и наитий – невидим и неразличим, ко тьме и свету равно близок, грядущий день как пульс звучит – в лаурах, гердах, элоизах.
Ты говоришь, что скоро я умру. Ты говоришь: "И что я буду делать?"
Душа, освобождённая из тела, приписанная к старому двору – должно быть, будет биться о фонарь, нависший над гранатовым "Ниссаном", как мотылёк потерянный и странный, как переживший холода комар. Я буду несуразное шептать, не разбирая доводов и смыслов, и вёдра дней вздымать на коромысла, не чувствуя их веса ни черта. А ты – ты будешь делать, что всегда, привычное – не лучше и не хуже. Ты будешь редко вспоминать о муже, а дети – может быть, что никогда.
Мы – временны, мы как песок в горсти, отсрочка сэкономить не поможет. Ты знаешь – жить значительно дороже, но умирать мне некогда, прости.