неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Я сплю с тобой. Чего тебе ещё?
Какой любви?! - она ему кричала.
Он хмурился. По кругу и с начала
весь разговор. А после - горячо
и сладко, и прокушена губа.
Амур не в те мишени вечно метит.
Потом был ЗАГС. Потом роддом и дети.
Аж трое. Не любовь уже - судьба.
С годами, незаметное почти,
явилось знание, что никуда не деться.
Их дети выросли, вспорхнули прочь из детской.
Хоть пишут - там письмо на мэйл, прочти.
И вот, в каких-то праздничных гостях
сидят семьёй, и за фрамугой вьюжно.
Любовь? О чём ты, милая, не нужно...
Андрей и Анна. Тридцать лет спустя.
Какой любви?! - она ему кричала.
Он хмурился. По кругу и с начала
весь разговор. А после - горячо
и сладко, и прокушена губа.
Амур не в те мишени вечно метит.
Потом был ЗАГС. Потом роддом и дети.
Аж трое. Не любовь уже - судьба.
С годами, незаметное почти,
явилось знание, что никуда не деться.
Их дети выросли, вспорхнули прочь из детской.
Хоть пишут - там письмо на мэйл, прочти.
И вот, в каких-то праздничных гостях
сидят семьёй, и за фрамугой вьюжно.
Любовь? О чём ты, милая, не нужно...
Андрей и Анна. Тридцать лет спустя.