неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Дороги дальше нет, теперь пешком.
Небытию друг друга гордо скормим.
И нас укроет бережно снежком,
как две берёзки, вырванные с корнем.
Не та любовь, что не даёт уснуть,
а только та, что – вместе бы проснуться.
Комарик мести прошлое куснул,
и крылышком грядущего коснулся.
Но есть ещё минута или две
до ран смертельных, до последней дрожи,
до выстрела, до выстрела в ответ,
до «я любил» и «я любила тоже».
Вот память – столько лет, а снова жжёт.
Взвели курки, но выстрелили мимо.
А секунданты спели «no death shot»
и обернулись горечью и дымом.
Небытию друг друга гордо скормим.
И нас укроет бережно снежком,
как две берёзки, вырванные с корнем.
Не та любовь, что не даёт уснуть,
а только та, что – вместе бы проснуться.
Комарик мести прошлое куснул,
и крылышком грядущего коснулся.
Но есть ещё минута или две
до ран смертельных, до последней дрожи,
до выстрела, до выстрела в ответ,
до «я любил» и «я любила тоже».
Вот память – столько лет, а снова жжёт.
Взвели курки, но выстрелили мимо.
А секунданты спели «no death shot»
и обернулись горечью и дымом.