неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Конец, известный наперёд -
предвестье прежнего проклятья.
То недолёт, то перелёт -
в разрез эпох, как в вырез платья.
На каждый день одно лицо,
а маски - к праздникам и казням.
Промеж льстецов и подлецов
красавиц лапаем и дразним.
Из ржавых рыцарских мечей
мы ладим тросточки для знати,
и ненавидим горячей
всех тех, кому бесстыдством платим.
Не нами так заведено:
нагой ногой на холод пробу
снимать с реки, а если дно
речное илисто, особо
его баграми возмущать -
досуг, достойный русской были.
С душой душить, и не пущать
из мест, где век волками выли,
в места, где вовсе замолчат -
вот достоевщина живая.
Всяк сам себе Данила-брат,
острог, и тварь сторожевая.
предвестье прежнего проклятья.
То недолёт, то перелёт -
в разрез эпох, как в вырез платья.
На каждый день одно лицо,
а маски - к праздникам и казням.
Промеж льстецов и подлецов
красавиц лапаем и дразним.
Из ржавых рыцарских мечей
мы ладим тросточки для знати,
и ненавидим горячей
всех тех, кому бесстыдством платим.
Не нами так заведено:
нагой ногой на холод пробу
снимать с реки, а если дно
речное илисто, особо
его баграми возмущать -
досуг, достойный русской были.
С душой душить, и не пущать
из мест, где век волками выли,
в места, где вовсе замолчат -
вот достоевщина живая.
Всяк сам себе Данила-брат,
острог, и тварь сторожевая.