неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Ах, как весна в Воронеже свежа!
Распахнуты глаза и занавески.
Кругом любовь – и некуда бежать,
и в порнофильме стонут по-немецки.
Но что кино, разминка для девчат –
дыханье спёрло, трусики намокли.
А хочется от счастья закричать
и секса – кто бы даме тут помог бы?
Кто голоден – пусть будет ныне сыт,
пусть будет пьян – от страсти, от весны ли.
И пахнешь ты – как пошехонский сыр,
уложенный в батоны нарезные.
Но нет – ворчишь, что мужики скоты,
что им бы только водки и разврата.
Что трахнут – и немедленно на «ты»,
а ты им не была запанибрата.
Что вот придут – готовь им и корми,
что россказни о чувствах – лишь крамола.
И губ твоих оргазменный кармин
похож на жвалы самки богомола.
И головы любовников своих
ты катишь в угол без особой цели.
И сетуешь, что огнь любви утих,
и говоришь: «мужик добра не ценит».
Распахнуты глаза и занавески.
Кругом любовь – и некуда бежать,
и в порнофильме стонут по-немецки.
Но что кино, разминка для девчат –
дыханье спёрло, трусики намокли.
А хочется от счастья закричать
и секса – кто бы даме тут помог бы?
Кто голоден – пусть будет ныне сыт,
пусть будет пьян – от страсти, от весны ли.
И пахнешь ты – как пошехонский сыр,
уложенный в батоны нарезные.
Но нет – ворчишь, что мужики скоты,
что им бы только водки и разврата.
Что трахнут – и немедленно на «ты»,
а ты им не была запанибрата.
Что вот придут – готовь им и корми,
что россказни о чувствах – лишь крамола.
И губ твоих оргазменный кармин
похож на жвалы самки богомола.
И головы любовников своих
ты катишь в угол без особой цели.
И сетуешь, что огнь любви утих,
и говоришь: «мужик добра не ценит».