- За что тебя? - Ну, вроде, есть за что. В царя стрелял. - Попал? - А ты как думал! Небось, попал. Саженей, брат, за сто, как в яблочко, в сатрапа, не попутал. - И что теперь? - Теперь-то заживём! Без изверга кровавого на троне презренные оковы разорвём, и новый мир, на правде и законе, построим всем на зависть и в пример. - Так ведь тебя повесят! - Ну, повесят. Я не боюсь, я рев-лю-ци-о-нер! Слыхал про нас? В Европе только грезят, а мы – уже и пулю в лоб царю! И скоро светлый, правый мир построим. Не веришь? Лапоть! Точно говорю, мы мужикам на жизнь глаза раскроем. И бабам их... Попы? Да врут они. Какой там божьей волей, скажешь тоже. Для пули всё едино, и одни на вид мозги у слуг и у вельможи. А кровь... Ну, надо кровушки пролить. Иначе не поймут, не ужаснутся. Как стали мы их пулями валить, так и пойдёт, товарищи найдутся моё продолжить дело. Не беда что палачи меня, как должно, вздёрнут. Зато настанет царствие труда народного, святого. Мы – как зёрна. Из нас свобода, воля прорастёт. Потомки нас вовеки не забудут. Народ нас, как героев, воспоёт. И памятник поставят нам, и будут к нему детишек в праздники водить. Что, голуби? Подумаешь, обгадят... Что с птиц возьмёшь? Ну, значит, будут мыть. Ещё цветы, наверное, посадят. Цветы-то любишь? Вот и хорошо. Хоть здесь с тобой не станем, братец, спорить. Конец самодержавию пришёл. Сломаем всё, а там уж будем строить привольное культурное житьё: всем поровну и хлеба, и сатину. Вот только жаль, что под твоё нытьё, мне тяжело в уме явить картину, где в бронзе я на площади стою, и револьвер держу в руке небрежно. И правнук мой фамилию мою пером выводит трепетно и нежно...
Говорил дружочек мне: много мол, командуешь - ватник дран, сапог в говне, хуй кого обрадуешь. Все товарки на тебя за пиздёж обижены. Заржавели вентиля, инструменты спизжены. Скоро кончится квартал, а успехов нетути: крышу цеха дождь латал, станков четыре бЕз пяти. Ох, смотри, Варвара, здесь тебя переработают портупеей по пизде и по жопе ботами...
Отвечаю я ему: Не каркай, клюв сломается. Я девчат за то ебу, что плохо, блядь, стараются. То же было и зимой, и если б не пиздела я, то нихуя бы, милый мой, бригада план не сделала.
...потому что люблю тебя нежно и вероломно, забывая как звать наутро, себе не веря. Так, наверное, входит в свой дом паломник: ищет икону, а везде только двери, двери...
Это странно, и это больнее, чем ранить пальчик, и сухим языком пунцовую каплю слизывать. Дожидаться ночи, где свечи от счастья плачут. Ощущать, как тепло пробирается к сердцу снизу.
Мона Лиза смотрит, и взгляд её так спокоен, словно всё, что было и будет – навеки с нами. Ночь, стихают трамваи, мелодии, ветры, войны. Остаёмся лишь мы – со стихами, свечами, снами.