неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Когда тебя связали палачи,
мне было стыдно, тягостно и страшно.
Но тело, как последняя рубашка,
молило: «отвернись и промолчи».
А вот потом, когда ревел народ,
на голову отрезанную глядя,
мне не хотелось жалкой жизни ради
ареста ждать – скорей наоборот:
нож гильотины виделся калиткой,
мгновение – и нежной маргариткой
уже в твоём саду навеки я.
Ты ждёшь меня, для вечности раздета,
наивная моя Антуанетта,
Мария безголовая моя.
мне было стыдно, тягостно и страшно.
Но тело, как последняя рубашка,
молило: «отвернись и промолчи».
А вот потом, когда ревел народ,
на голову отрезанную глядя,
мне не хотелось жалкой жизни ради
ареста ждать – скорей наоборот:
нож гильотины виделся калиткой,
мгновение – и нежной маргариткой
уже в твоём саду навеки я.
Ты ждёшь меня, для вечности раздета,
наивная моя Антуанетта,
Мария безголовая моя.
Редкостная сорвиголова: и с парашутом прыгала, и с мотоцикла падала.
Это прозвище я ей на втором курсе придумал. Прилипло как родное.
Редкостная сорвиголова: и с парашутом прыгала, и с мотоцикла падала. - p.s. привет подруге по несчастью, если еще общаетесь (я тоже и то, и другое, и еще дофига чего, без чего можно было бы и прожить)