Выли на солнце, смеялись, как гуинплены,
не опасались ни пастыря ни геенны,
выплясывали затейливые коленца, -
да и то был обычай не то от немца,
не то от ляха, живущего не по вере.
Наш-то аршин христом-богом навек отмерен,
а заморские футы да дюймы народу чужи,
как кружева брабантские в месяц стужи.
Исстари так повелось на землице отчей:
ежели князь набегом – потупить очи,
спины согнуть в три погибели и молиться;
накрепко помнить где грязи, а где столица;
жёнок за дерзкое слово учить вожжами;
любить кулаками, а спорить уже ножами;
забивать бычков и кровь выпускать в лохани;
воровать по чину, и точно не быть лохами.
На том стоим, и вера наша тем крепче,
чем зелен горох, а лук коренаст и репчат.
Ночью все бабы дуры, а кошки серы,
супостат силён и горазд отвратить от веры.
Но покамест горит изба и покорны кони –
никакой антихрист отчий уклад не тронет.