Ну вот, эскадра Магеллана, уже, должно быть, якоря подняла. Черти капеллана пусть забирают! Говоря по правде, славные матросы за край господнего стола лететь стремятся, словно осы - но то напрасные дела.
Ведь дьявол ищет ныне в душах не тишь, но пламя куража. Скажу вам: разум любит сушу, на сердце руку положа. Пусть те из них, кто не потонет, везут сюда своё добро. Кто жил разбоем - не схоронит разбойный куш - не то нутро!
Пропьют, просадят в кости злато, прокутят с девками барыш... У чёрта взятое - заклято. А я - торгую с чёртом лишь. Во весь опор сидеть в таверне - вот мой обычай от отца. Оно надёжнее, поверь мне, чем честь лихого удальца.
Апостол Пётр говорит: - Нельзя на роликах, сымай их. Иди пешком, душа живая. А я: - колено, блин, болит. Зачем, зачем я во хмелю под Mitsubishi Outlander вкатился! Тут косяк, наверно, я глупых шуток не люблю. - Ах, жив ещё? - катись назад, охрана снова проморгала. Чтоб не было тебя, нахала, у затворенных райских врат. - Пожалуй, поживу ещё, коль Вы не против, строгий Пётр. - Кого попало не берёт Он, но ролики... Кто в них крещён, тот вечно обгоняет жизнь, и смерть за ним не поспевает. Кати назад, душа живая, и темп божественный держи.
Я видел смерть в его янтарном взоре. И ветер стих, и замолчало море, и сердце было скормлено войне. Никто не свят, покамест Бог над нами, но нас крестили злыми именами - кровавая охота началась. Пусть город и таил зверей от взгляда, и воздух был горяч, и полон яда, наш жребий был - убить их, или пасть...
...пасть лязгнула. Сталь нежно позвала: «Иди ко мне, мой зверь, мой недруг вечный, пусть близость наша будет быстротечной, но жаркой. Как же долго я спала! Как тщетно убивала в ножнах время, от крови жертв легендами беремя. Мне снился бой, и города в огне...»
Я ждал его, в оружие не веря, и чувствовал в себе рожденье зверя.