Когда Ковчег отправился на Марс, я понимал, что наш роман окончен. Тебе – лететь сквозь стужу звёздной ночи. Мне – выживать и вспоминать о нас. Ты в капсуле, в глубоком криосне – молочный зуб в десне ковчежной клети.
А на Земле – потерянные дети, отчаяние, голод, холод, снег.
Из многих зол не выберешь добра – здесь долго и жестоко воевали. Теперь всегда зима. Уже едва ли из выживших получится собрать обещанный прекрасный новый мир свободный от оружия и мести.
А помнишь ли, как мы с тобою вместе зачитывали Брэдбери до дыр?
Как ты лежала на моей груди и мне про Марс рассказывала сказки? И в этих сказках было столько ласки, что я решил: мы тоже полетим. Теперь я вспоминаю наш роман, и дверь надеждам в сердце не закрыта.
Я чувствую не гарь земного быта, но марсианских яблок аромат.
Разговор с незнакомцем идёт в непривычном ритме - О том о сём, и тут он вдруг говорит мне:
«Не читал Булгакова? Некогда было, Миша? В Бога-то веришь? А в дьявола? Тише, тише, Не кричи так, дети пугаются. Я не местный, Давно здесь не был, можно сказать - проездом. Знаешь, теперь в Москве всё довольно мило, Время намыло немало людского ила. И Аннушка уже всё купила».
Я горячусь, но как-то нехорошо мне. Ослабить бы галстук, выпить стакан «Боржоми» - На Патриарших сегодня ужасно жарко. Все прячутся в тень, где-то тихо бренчит гитарка. Незнакомец ждёт, я сбиваюсь, - и всё с начала. Но он прерывает: «Поверить в дьявола - мало. Аннушка пять минут, как всё расплескала».
Тем временем вечер становится душной ночью. Я говорю: «Было очень приятно, очень. Но завтра мне на работу, товарищ Волгин». (Или Володин? Вот надо же, я не помню). А он мне вдогонку: «Миша, поверь же в Бога! Он любит любого, хоть пользы от вас немного».
Не оборачиваясь, перебегаю дорогу.
Бронная улица скалится бармалейно. Наступаю ботинком в подсолнечную «Олейну», Падаю с мыслью: «Что там лязгает сзади?»
В голове некстати звучат то вальсок, то полька. Но трамваи не ходят. И мне достаются только Несколько жалких ссадин.
без неправды не прожить наряжайтесь есаул в лошадь кроткую во ржи как заслышите ау напрямки скачите в лес за волками ждут полки на москву смоленск и брест в улан-батор и нанкин
вот и пенсия уже а приказано рубить шашкой головы мужей и трубач в окне трубит поджигают детки степь где мигранты и орда девки вырвавшись из тел рушат духом города
есаулу служба мёд только пчёлки довели атаманское бельё так черно не отбелить по ушатам и бадьям разливается елей собирайтесь попадья нынче царский юбилей
будут казни и концерт лилипут медведь и лепс жуть катарсиса в конце воем взмоет до небес лошадь кроткая во лжи над копытами - лампас надо верить жечь и жить за царя за нал за нас
булгаковский котик смотрит на маргариту с неодобрением и укором – сколько ещё ты будешь летать на шабаши с этим блядским (извини, вырвалось) азазельим кремом от унылого ива роша?
маргарита в ответ раздевается и парит над переходом и светофором над копотью улиц думает надо же крем работает всё разгладилось этим летом я просто дьявольски хороша
и москва свивается кольцами звонит трамвайными колокольцами чихает убийцами управленцами богомольцами и шепчет рите лети-ка ты в питер моя душа