
Ангел бьётся в стеклопакет аки чайка-птица.
Оксана встаёт, ищет тапки и матерится.
Проверяет - трусы на месте, а лифчик где-то.
Сердито думает: и похуй, что не одета.
- Чё тебе надо-то, чудо ты в перьях, вот ведь…
Открывает окно, ангел падает комом подле,
задыхается и трепещет, и шепчет: слушай,
нам тут нужны для плана простые души.
- Стучался к соседям, но там заклеено глухо,
а тебе-то что, всё равно третий день под мухой.
И этот твой мент приходящий к жене уехал...
Пора, одевайся. Оксана: мне делать нехуй?
- Завтра на смену, я крановщица так-то.
Ангел: давай обратимся к суровым фактам:
всё рушится, Третье транспортное уже в руинах,
к утру от Москвы останется половина,
к полудню - от мира дай Бог, если хоть осьмушка.
- Вот счастье-то, ты, летучая погремушка!
Блядь, если б вчера с прорабами не пила я...
Дрянной ты гонец, и весть от тебя гнилая.
- Паспорт-то брать? Или как там у вас на небе?
- Не надо паспорт, здесь всё только прах и пепел.
Джинсы надень и свитер, иди за мною
как всякая тварь когда-то пошла за Ноем.
Выходят во двор, там пусто, все спят до смерти.
Ангел колечко с ключами на пальце вертит.
Оксана хуеет: чё, правда на тачке ехал?
Ангел ключом отпирает Оксане небо.
А там - какие-то блядские волонтёры
в касках блестящих, как яйца кота натёртых,
психологи, травматологи, пидарасы -
тянут руки: а мы вас ждали, и вот как раз вы…
Оксана кричит запредельно плохое слово,
бьёт ангела в глаз, разворачивается, и словно
Перово вокруг неё сейчас не пылает,
шипит: идите вы с вашим ебучим раем!
- Я рулила краном семь лет и не знала горя,
хотела замуж и в отпуск, а тут такое...
И ангел шепчет: Боже, дай ей покоя.