записки охотника

наш барин он бухнуть охочий
уйдёт в запой и хрен вернёшь
но прежде завсегда оставит
записку в чём кого винить

@темы: @стихи, @пирожки

---

в будущее - и сразу назад

Вадим Степанцов
Заколдованное место (Россия через 100 лет)

На берегу Оки пиликала гармошка,
под старою ветлой топтал гусыню гусь.
Упившаяся в дым смазливая бабёшка
сказала мне: "Пойдём скорее, я боюсь".

Опять мне повезло, опять мужья и братья
погонятся за мной, обрезами тряся,
дай бог, красотку хоть успею заломать я,
а то ведь ни за что завалят, как гуся.

Опять я загулял на свадьбе деревенской,
и поначалу всё былО как у людей,
да чуток я к словам о горькой доле женской,
и вышло вновь, что я - развратник и злодей.

У тихого ручья среди густой крапивы
мы наконец-то свой остановили бег,
и под густым шатром к земле припавшей ивы
забылись мы в плену Эротовых утех.

И воздух, и земля, и травка, и листочки -
всё завертелось вдруг, слилось и расплылось,
медовый женский стон звенел, как эхо в бочке,
и время как табун мустангов вскачь неслось.

Когда мы, наконец, отлипли друг от друга,
пригладили вихры, стряхнули грязь с колен,
Я понял, что не та - чуть-чуть не та округа,
что порастряс мозги Эротов бурный плен.

Мы вышли на большак - подруга обомлела,
я тоже пасть раскрыл со словом "твою мать";
висело над землей космическое тело,
ну а деревню я вообще не мог узнать.

Ряд беленьких домов под красной черепицей,
заборов и плетней нигде в помине нет,
селяне - как в кино, улыбчивые лица,
и каждый просто, но с иголочки одет.

"Здорово, мужики! А Ванька Евстигнеев, -
затараторил я, - где мне его найти?"
Уставились на нас, как пидоры на геев,
и лыбятся стоят, вот мать твою ети!

Потом собрались в круг и стали по-английски
мурчать и стрекотать: "Йес, йec, абориген!" -
а кто-то притащил хлеб, виски и сосиски,
и кто-то произнёс по-русски: "Кушай, мэн".

Я вскоре разузнал, коверкая английский,
что на дворе уже две тыщи сотый год.
Я выругался: "Fuck!" - и поперхнулся виски,
и по спине, смеясь, стал бить меня народ.

Так, значит, вона как! Профукали Расею!
Сожрал нас, как гуся, зубастый дядя Сэм.
Ну, ладно, вот сейчас напьюсь и окосею,
за родину, за мать, натру лекало всем!

"Xeй, ю, абориген, - кричат американцы, -
тут свадьба, заходи, почётный будешь гость!"
Ах, свадьба? Хорошо! Закуска, бабы, танцы.
Сама собой ушла и растворилась злость.

"Жених наш - астронавт, - втирают мне ковбои,
а бабу отхватил, прикинь, - фотомодель!"
Я с грустью посмотрел на небо голубое.
Да, видимо и здесь устрою я бордель.

И как я загадал - так всё и получилось.
К невесте я подсел - и вмиг очаровал,
так рассмешил ее, что чуть не обмочилась,
а жениху в бокал стрихнина насовал.

Жених пошёл блевать, а я шепчу невесте:
"Ну на фиг он тебе, тупой летун-ковбой?
К тому ж на кораблях они там спят все вместе,
и каждый астронавт немножко голубой.

А я бы бросил всё для милой и красивой,
собрал бы для тебя все лилии долин..."
Очухался, гляжу - опять лежу под ивой,
уже не с Манькой, нет - с фотомоделью, блин.

Одежда там и тут, трусы висят на ветке,
и пена на губах красавицы моей.
И голос из кустов: "Ага, попались, детки!
Сейчас узнаешь, гад, как обижать мужей!"

Смотрю - пять мужиков, вон Евстигнеев Ванька,
а рядышком Витёк, угрюмый Манькин муж,
на бабу посмотрел, вздохнул: "А где же Манька?"
А я ему: "Витёк, прими холодный душ!"

Ванятка, кореш мой, обрадовался, шельма;
"Так, значит, Маньку ты не трогал? Во дела!" -
"Да что вы, мужики, протрите, на хер, бельма!
Со мною ДженифЕр, студентка из Орла". -

"А что ты делал с ней? Глянь, чёрная какая". -
"Ты негритянок, что ль, не видел никогда?" -
"В натуре, негра, блин! Ну, я офигеваю!" -
"Она фотомодель. Женюсь я, Ванька, да".

"На свадьбу пригласишь?" - "Так здесь и отыграем.
А ты, Витёк, не плачь, найдём твою жену!
Но ружья в подпол, чур, пока не убираем!
Две тыщи сотый год пусть ждет от нас войну".

@темы: @стихи, @прочитано

---

русский плен

Француз в кутузовском плену,
отвык от ласки и вина я.
Вот ваши юбки вверх тяну –
и мякоть устриц вспоминаю.
О, непокорный русский мир,
Войной до шрамов обожжённый,
как контрибуцию прими
нормандской крепости донжоны.

Пусть a la guerre comme a la guerre,
но, раз меня не расстреляли –
взойду по девичьей ноге
в тот рай, где битвы обменяли
на ночь любви и новый день,
окна морозные узоры,
кофейник медный на плите,
и нежность северной Авроры.

В краю заснеженных полей,
непобедимых и бескрайних,
мой плен отрадней и вольней,
чем тень стыда на свежей ране
любимой Франции моей.

@темы: @стихи

---

дачная колыбельная

Окунулось солнце в реку,
всюду сумерки и сны.
Человечек человеку -
пропуск в лето из весны.

Спит младенец в колыбели,
пёс улёгся дом стеречь.
За оконцем дремлют ели,
но слышна родная речь:

«Спи, зайчонок, спи, пушистый,
нашу детку не буди,
пусть сердечко бьётся чистым
колокольчиком в груди.

Пусть до утреннего света,
до зари, до трелей птах
будет тишь и будет лето,
пусть всё будет только так».

Только так, нельзя иначе -
сладок сон ночной порой
на уютной старой даче
под Кудыкиной горой.

@темы: @стихи

---

смерть олоферна

Вот и танец на вражьем пиру:
ты воздушна, подобна перу,
что для стрел или писем берут.
Так юна, так наивна.

Позвонки прорубая мечом,
вдруг поймёшь, как в груди горячо
щемит сердце и давит ещё
жесть грядущего мифа.

На заре ты его не буди -
за осаду и голод судить.
Ты убийца и лгунья,
Юдифь -
олофернова рифма.

@темы: @стихи

---

как похерить газетный стартап

Вадим Степанцов
Случай с газетчиком Быковым на даче у Шаляпина

Накрывши пузо грязным пледом,
Я ехал в бричке с ветерком.
Моим единственным соседом
Был штоф с кизлярским коньяком.

Столбы мелькали верстовые,
Закат над лесом угасал.
Коньяк кизлярский не впервые
От горьких дум меня спасал.

Увы, опять я всё прошляпил!
А так всё было хорошо:
ФёдОр Иванович Шаляпин
Мне соиздателя нашел,

В миру - известная персона,
Из Мамонтовых, Савватей.
Расселись, крикнули гарсона
Купчина начал без затей:

"Что ж, мой любезный юный гений,
Что будем с вами издавать?" -
"Журнал литературных прений" -
"Как назовём?" - "Ебёна мать".

"Что, прямо так?" - "Нельзя иначе!
Шок, буря, натиск и - барыш!" -
"Н-да. Надо обсудить на даче.
Фёдор Иваныч, приютишь?"

И вот к Шаляпину на дачу
Летим мы поездом в ночи.
Владимир. Полустанок. Клячи.
И в ёлках ухают сычи.

В вагоне мы лакали водку,
А Савва Мамонтов стонал:
"Газета "Заеби молодку"!
Нужна газета, не журнал!"

Сошлись мы с Саввой на газете,
Названье дал я обломать -
Синод, цензура, бабы, дети -
Решили: будет просто "Мать".

И вот знаток осьми языков,
Кругом - вельможные друзья,
Патрон редактор Дмитрий Быков,
К Шаляпину приехал я.

Проспал я в тереме сосновом
До двадцать пятых петухов.
Как сладко спится в чине новом!
Bonjour, bonjour, месье Bikoff!

Шаляпинская дочь Ирина
На фортепьянах уж бренчит.
Прокрался на веранду чинно,
А плоть-то, плоть во мне кричит!

Пушок на шейке у красотки
И кожа, белая, как снег.
Я тихо вышел, выпил водки
И вновь забылся в полусне.

И грезится мне ночь шальная,
Одежды, скинутые прочь,
И, жезл мой внутрь себя вминая,
Вопит шаляпинская дочь.

А рядом, словно Мефистофель
Из бездны огненной восстал,
Поёт папаша, стоя в профиль,
Как люди гибнут за металл.

И, адским хохотом разбужен,
Из кресел вывалился я.
"Мосьё Быкофф, проспите ужин!" -
Хохочут добрые друзья.

Хватив глинтвейну по три кружки,
Мы стали с Саввой рассуждать
О том, как счастлив был бы Пушкин
Печататься в газете "Мать",

Не говоря уж про Баркова
И прочих озорных господ,
Которым жар ржаного слова
Вдохнул в уста простой народ.

"Ах, как бы Александр Сергеич
Язвил обидчиков своих,
Когда б средь ямбов и хореев
Мог вбить словечко в бельма их!

А Лермонтов, невольник чести!
А Писарев, а Лев Толстой!
Им по колонке слов на двести -
Такое б дали - ой-ой-ой!"

Глинтвейн, и херес, и малага,
И водочка смешались вдруг,
И в сердце вспыхнула отвага,
И Ирку я повел на круг,

Сказал: "Играй, Фёдор Иваныч!
Желает Быков танцевать!
Мамзель, почешем пятки на ночь
В честь славной газетёнки "Мать"?"

И тут фонтан багряно-рыжий
Нас с барышней разъединил,
И всю веранду рвотной жижей
Я в миг единый осквернил.

Сидят облёванные гости,
Шаляпин и его жена,
А Савва Мамонтов от злости
Сует кулак мне в рыло - на!

Вмиг снарядили мне карету,
Кричали в спину дурака.
Не знаю сам, как из буфета
Я стибрил штофчик коньяка.

И вот, как дурень еду, еду...
А всё же сладко сознавать:
Почти поймал за хвост победу,
Почти издал газету "Мать"!

@темы: @стихи, @прочитано

---

ж.з.л.

примерный сын в суде не сдал отца
но передач в тюрьме не принимают
а врут что дали десять без whats app
и под цензурой линия прямая

вот жертва казнь вот плата за грехи
и списан долг и снова можно ехать
в египет в рим в эфес в нью-васюки
и пить кагор и кашлять красным смехом

рабами стать для бога одного
и с выгодой принять тариф единый
жечь ведьм продавших души l’art nouveau
и днепр не долетать до середины

наветами железными гремя
и милости божественной лишая
предстанут теми самыми тремя
которые от стажа не ветшают

нам три судьи на тёмные века
трёхглавый плод предавший матерь-завязь
дымят костры но не унять никак
жестокость ложь и их сестрицу зависть

@темы: @стихи

---

финский залив

Вот тьма спустилась на залив,
и город вдалеке растаял,
и сердце больше не болит,
и мы друг в друга прорастаем.

Как будто не было утрат,
под нежным небом звёздно-ясным,
резвимся в море до утра -
наги, беспечны и прекрасны.

Она молчит, решаясь на
невинный сексуальный подкуп,
и обнимает, как волна
перевернувшуюся лодку.

И чайки в тьме растворены,
и сосны за спиной чернеют.
Любовь без привкуса вины,
и счастье быть с одной лишь ею.

@темы: @стихи

---

судная ночь

Архангел ждёт, труба в его руке
ещё гудит горячим медным зовом.
И трещина в небесном потолке
ползёт по направлению к реке
по воле свыше сказанного слова.

Но город спит, ему не до суда.
Здесь слишком многих прежде осудили.
И ненадёжных – именно сюда,
в жестокость подневольного труда,
в конвойный ужас «или с нами, или…»

А за рекой - громады кораблей,
левиафаны с мёртвыми глазами.
Забытые, их вечность всё больней.
Над ними тьма, и трещина по ней
ползёт, ползёт, и в раны заползает.

Труба зовёт: проснись, вставай, ответь!
Но город – обездушен, обезбожен.
И страшно на последний суд смотреть.
Архангел убирает божью медь.
И молча вынимает меч из ножен.

@темы: @стихи

---

экономия

цыган с зубами золотыми
девчонку выкрал и забор
теперь приданого не надо
и не платить за демонтаж

@темы: @стихи, @пирожки

---

cёстры

Вера вздыхает, глядит на свои часы
(кварцевый «таймекс», но как-то уже привыкла).
За стеклом огни посадочной полосы,
в стаканчике чай, а на личике недосып:
«Наверное, самолёт превратился в тыкву».

Надя впервые выбралась за кордон:
«Здесь, в Амстердаме, такие странные люди –
все улыбаются, но бегло и не о том,
в одежде предпочитают лён и коттон –
никакой достоевщины, никаких мерехлюндий».

Люба ныряет в смартфон: «Долетели, да.
Маемся в Схипхоле, дождь, штормовая полночь.
Вторник сегодня? Или уже среда?
Вера и Надя со мной, привет передам.
Пиши мне ещё, не кури, ты ведь бросил, помнишь?»

Вера мяукает: «Сколько ещё сидеть?»
Надя толкает сестру и ворчит: «Не ной мне!».
Люба их обнимает: «Вот будет день,
мы вернёмся в Москву. В Шереметьево пересесть,
и к маме с папой, до Нового Уренгоя».

Хеллоуин, октябрьский дождь стеной.
Тыквы мигают с полок уютным светом.
Надежда и Вера с Любовью летят домой.
И пусть все святые хранят их в полёте этом.

@темы: @стихи

---

муза сердится

Когда уже завяли розы,
а брют не кончился ещё,
я отделил стихи от прозы,
и обнял музу горячо.

Но муза мне сказала: хватит,
в меня свой ямб не упирай.
Иди уже, Верлена ради, -
чернила капают с пера.

Не хватит муз на вас, поэтов,
сплошное горе от ума.
Ступай и напиши об этом,
пока здесь морось и туман.

@темы: @стихи

---

fur ordnung sein

(криптосонет номер один)

безрыбье осеняя рыбнадзором
апостандрей гуляет по воде
над омутом нагая ворожит
разводит на ветру осина сучья

развоплощая дурочку-русалку
завистливо молчит вода в реке
наследие невиданных зверей
в неведомость дорожек леший сыплет

отец ворчит не разберу ты сын ли
такой исус что даже не еврей
ты был ни в сейф ни в сейм а стал никем
но мне электроудочку не жалко

и я воззвал и всё в реке визжало
фюр орднунг зайн в заплаканной реке

@темы: @стихи

---

мирон

Как у нас в деревне сплошь черти да упыри
(вот и правильно, граждане, поделом),
на дворе сопливый ноябрь -
все помрём, коль на грудь не примем.

Прибежит участковый, по-бабьи охнет: «горим!»
Жарко вспыхнет сивушный кубинский ром,
и всплывут из болот наяды,
промычат водяного имя.

Так спалит забегаловку «Рим»
местночтимый поэт Мирон
со своим венгерским баяном,
с частушками пьяными со своими.

@темы: @стихи

---

какая рыба всех быстрей

колчак парфянских полон стрел
от каппель ниц и троцких грелок
и рыба плавает быстрей
но океан ей слишком мелок

шутить не ленинтся каплан
историю крючками вяжет
и в пролетарский океан
палит зажмурившись но мажет

и в оборзенья колесе
стучат копыта первой конной
и евно фишлевич азеф
уже явил себя под гродно

а рыбе всё донт андестэнд
и нихт ферштейн покуда мчится
за помпиду жискар д’эстен
и кормит ромула волчица

какая рыба всех быстрей
мобильней сейнеров китайских
торпед ракет и ханских стрел
вот только этой и питайся

@темы: @стихи

---

осада

Государев кремль из дыма кажет стяги.
Пушки зельем и железом заряжаем -
нынче люди, а вчера ещё бродяги.
Гибель злит, как в торге выгода чужая.

Пчхи, простыл, скажи-ка тятя, ведь недаром
забываемся стрелецкой и столичной:
кто Смоленск не сдал ни ляхам, ни татарам -
этим лекарь княжий выпишет бойничный.

Божьих слов на каждый штурм не заготовишь -
бьём наотмашь и потерь не замечаем.
Лижем раны и печалимся о том лишь,
что доспех немецкий крепок под мечами.

Грязен воин, но в душе светло и чисто:
смертью обняты, навек забыты всеми,
защищаем нелюбезную отчизну -
сучьи дети, сорняки, победы семя.

@темы: @стихи

---

элвис в москве

Лицо кумиру заплевав приветственными междометьями,
тесню восторженных девах от выхода из Шереметьева.
Охране кулаком сую и ксивой тычу убедительно.
Ты, Элвис, правильно поёшь: мы - рок-н-ролл, мы победители.

Поедем на ВДНХ, там обалденные колхозницы,
ты в жизни так не отдыхал, любовь всегда на волю просится.
Что нам холодная война, когда мы горячи и молоды,
и жизнь прекрасна и вольна, и не нужны для счастья поводы.

Твои очки и брюки клёш - свободы знаки и пристанища.
Когда ты в Мемфисе умрёшь, ты в нашей радости останешься.

@темы: @стихи

---

случай в феврале

На улице не то чтоб зимний ад,
но льдины с крыш прохожих бьют без жалости.
Небесный потолок, нависший над
проспектом, каплет спесью и державностью.

А мы зашли в какой-то тёмный бар
с камином, нашпигованным поленьями.
Там бил джазмена бородатый бард
в пропахшем дымом свитере с оленями.

Угрюмый зал курил и выпивал,
а бард за баттл зрелищем приплачивал:
как грушинский далёкий фестиваль
агента джаза кием околачивал.

Но тут бог весть откуда, из углов
сбежался хор курсантов из училища.
Дурь выбил из убогих драчунов,
И снова разошёлся, чтобы пить ещё.

Чего бы Шнуров там себе не пел,
а музыка для мужика российского -
не плач о рабстве в джазовой трубе,
а повод, чтобы выпивши спросить с кого.

@темы: @стихи

---

откуда у санчо испанская грусть

в конгрессе и сенате тож
царит кабацкое веселье
вонзает в трумпа финский нож
берёзок баловень есенин
paul betach мельницам комбат
эксперт наладчик и обходчик
но бьёт сервантеса набат
по наковальням пьяных почек
и донкихотово копьё
заглотит жадно дульсинея
и позавидует бабьё
и киев дядьки бузинее
затеет санчо хоровод
вокруг мадрида и гранады
на крепкой тяге паровой
как баржа шедшая в анадырь
и вся сибирь уйдёт в скиты
и будет истово креститься
и красноярска смрадный дым
в кастильский праздник не вместится

@темы: @стихи

---

до точки

Она мне говорит: твои проблемы,
я не судья тебе, ты дописал
до точки повесть, всё, справляйся сам -
вы все теперь стругацкие и лемы.
Есть только здесь, сейчас. И даже Лета
в придуманное море не течёт.
И жизнь не ждёт, и прошлое не в счёт.

И ты дурак, когда поверишь в это.

@темы: @стихи