неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Вадим Степанцов
Случай с газетчиком Быковым на даче у Шаляпина

Накрывши пузо грязным пледом,
Я ехал в бричке с ветерком.
Моим единственным соседом
Был штоф с кизлярским коньяком.

Столбы мелькали верстовые,
Закат над лесом угасал.
Коньяк кизлярский не впервые
От горьких дум меня спасал.

Увы, опять я всё прошляпил!
А так всё было хорошо:
ФёдОр Иванович Шаляпин
Мне соиздателя нашел,

В миру - известная персона,
Из Мамонтовых, Савватей.
Расселись, крикнули гарсона
Купчина начал без затей:

"Что ж, мой любезный юный гений,
Что будем с вами издавать?" -
"Журнал литературных прений" -
"Как назовём?" - "Ебёна мать".

"Что, прямо так?" - "Нельзя иначе!
Шок, буря, натиск и - барыш!" -
"Н-да. Надо обсудить на даче.
Фёдор Иваныч, приютишь?"

И вот к Шаляпину на дачу
Летим мы поездом в ночи.
Владимир. Полустанок. Клячи.
И в ёлках ухают сычи.

В вагоне мы лакали водку,
А Савва Мамонтов стонал:
"Газета "Заеби молодку"!
Нужна газета, не журнал!"

Сошлись мы с Саввой на газете,
Названье дал я обломать -
Синод, цензура, бабы, дети -
Решили: будет просто "Мать".

И вот знаток осьми языков,
Кругом - вельможные друзья,
Патрон редактор Дмитрий Быков,
К Шаляпину приехал я.

Проспал я в тереме сосновом
До двадцать пятых петухов.
Как сладко спится в чине новом!
Bonjour, bonjour, месье Bikoff!

Шаляпинская дочь Ирина
На фортепьянах уж бренчит.
Прокрался на веранду чинно,
А плоть-то, плоть во мне кричит!

Пушок на шейке у красотки
И кожа, белая, как снег.
Я тихо вышел, выпил водки
И вновь забылся в полусне.

И грезится мне ночь шальная,
Одежды, скинутые прочь,
И, жезл мой внутрь себя вминая,
Вопит шаляпинская дочь.

А рядом, словно Мефистофель
Из бездны огненной восстал,
Поёт папаша, стоя в профиль,
Как люди гибнут за металл.

И, адским хохотом разбужен,
Из кресел вывалился я.
"Мосьё Быкофф, проспите ужин!" -
Хохочут добрые друзья.

Хватив глинтвейну по три кружки,
Мы стали с Саввой рассуждать
О том, как счастлив был бы Пушкин
Печататься в газете "Мать",

Не говоря уж про Баркова
И прочих озорных господ,
Которым жар ржаного слова
Вдохнул в уста простой народ.

"Ах, как бы Александр Сергеич
Язвил обидчиков своих,
Когда б средь ямбов и хореев
Мог вбить словечко в бельма их!

А Лермонтов, невольник чести!
А Писарев, а Лев Толстой!
Им по колонке слов на двести -
Такое б дали - ой-ой-ой!"

Глинтвейн, и херес, и малага,
И водочка смешались вдруг,
И в сердце вспыхнула отвага,
И Ирку я повел на круг,

Сказал: "Играй, Фёдор Иваныч!
Желает Быков танцевать!
Мамзель, почешем пятки на ночь
В честь славной газетёнки "Мать"?"

И тут фонтан багряно-рыжий
Нас с барышней разъединил,
И всю веранду рвотной жижей
Я в миг единый осквернил.

Сидят облёванные гости,
Шаляпин и его жена,
А Савва Мамонтов от злости
Сует кулак мне в рыло - на!

Вмиг снарядили мне карету,
Кричали в спину дурака.
Не знаю сам, как из буфета
Я стибрил штофчик коньяка.

И вот, как дурень еду, еду...
А всё же сладко сознавать:
Почти поймал за хвост победу,
Почти издал газету "Мать"!


@темы: @стихи, @прочитано

12:02

ж.з.л.

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
примерный сын в суде не сдал отца
но передач в тюрьме не принимают
а врут что дали десять без whats app
и под цензурой линия прямая

вот жертва казнь вот плата за грехи
и списан долг и снова можно ехать
в египет в рим в эфес в нью-васюки
и пить кагор и кашлять красным смехом

рабами стать для бога одного
и с выгодой принять тариф единый
жечь ведьм продавших души l’art nouveau
и днепр не долетать до середины

наветами железными гремя
и милости божественной лишая
предстанут теми самыми тремя
которые от стажа не ветшают

нам три судьи на тёмные века
трёхглавый плод предавший матерь-завязь
дымят костры но не унять никак
жестокость ложь и их сестрицу зависть

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Вот тьма спустилась на залив,
и город вдалеке растаял,
и сердце больше не болит,
и мы друг в друга прорастаем.

Как будто не было утрат,
под нежным небом звёздно-ясным,
резвимся в море до утра -
наги, беспечны и прекрасны.

Она молчит, решаясь на
невинный сексуальный подкуп,
и обнимает, как волна
перевернувшуюся лодку.

И чайки в тьме растворены,
и сосны за спиной чернеют.
Любовь без привкуса вины,
и счастье быть с одной лишь ею.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Архангел ждёт, труба в его руке
ещё гудит горячим медным зовом.
И трещина в небесном потолке
ползёт по направлению к реке
по воле свыше сказанного слова.

Но город спит, ему не до суда.
Здесь слишком многих прежде осудили.
И ненадёжных – именно сюда,
в жестокость подневольного труда,
в конвойный ужас «или с нами, или…»

А за рекой - громады кораблей,
левиафаны с мёртвыми глазами.
Забытые, их вечность всё больней.
Над ними тьма, и трещина по ней
ползёт, ползёт, и в раны заползает.

Труба зовёт: проснись, вставай, ответь!
Но город – обездушен, обезбожен.
И страшно на последний суд смотреть.
Архангел убирает божью медь.
И молча вынимает меч из ножен.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
цыган с зубами золотыми
девчонку выкрал и забор
теперь приданого не надо
и не платить за демонтаж


@темы: @стихи, @пирожки

18:36

cёстры

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Вера вздыхает, глядит на свои часы
(кварцевый «таймекс», но как-то уже привыкла).
За стеклом огни посадочной полосы,
в стаканчике чай, а на личике недосып:
«Наверное, самолёт превратился в тыкву».

Надя впервые выбралась за кордон:
«Здесь, в Амстердаме, такие странные люди –
все улыбаются, но бегло и не о том,
в одежде предпочитают лён и коттон –
никакой достоевщины, никаких мерехлюндий».

Люба ныряет в смартфон: «Долетели, да.
Маемся в Схипхоле, дождь, штормовая полночь.
Вторник сегодня? Или уже среда?
Вера и Надя со мной, привет передам.
Пиши мне ещё, не кури, ты ведь бросил, помнишь?»

Вера мяукает: «Сколько ещё сидеть?»
Надя толкает сестру и ворчит: «Не ной мне!».
Люба их обнимает: «Вот будет день,
мы вернёмся в Москву. В Шереметьево пересесть,
и к маме с папой, до Нового Уренгоя».

Хеллоуин, октябрьский дождь стеной.
Тыквы мигают с полок уютным светом.
Надежда и Вера с Любовью летят домой.
И пусть все святые хранят их в полёте этом.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Когда уже завяли розы,
а брют не кончился ещё,
я отделил стихи от прозы,
и обнял музу горячо.

Но муза мне сказала: хватит,
в меня свой ямб не упирай.
Иди уже, Верлена ради, -
чернила капают с пера.

Не хватит муз на вас, поэтов,
сплошное горе от ума.
Ступай и напиши об этом,
пока здесь морось и туман.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
(криптосонет номер один)

безрыбье осеняя рыбнадзором
апостандрей гуляет по воде
над омутом нагая ворожит
разводит на ветру осина сучья

развоплощая дурочку-русалку
завистливо молчит вода в реке
наследие невиданных зверей
в неведомость дорожек леший сыплет

отец ворчит не разберу ты сын ли
такой исус что даже не еврей
ты был ни в сейф ни в сейм а стал никем
но мне электроудочку не жалко

и я воззвал и всё в реке визжало
фюр орднунг зайн в заплаканной реке

@темы: @стихи

12:25

мирон

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Как у нас в деревне сплошь черти да упыри
(вот и правильно, граждане, поделом),
на дворе сопливый ноябрь -
все помрём, коль на грудь не примем.

Прибежит участковый, по-бабьи охнет: «горим!»
Жарко вспыхнет сивушный кубинский ром,
и всплывут из болот наяды,
промычат водяного имя.

Так спалит забегаловку «Рим»
местночтимый поэт Мирон
со своим венгерским баяном,
с частушками пьяными со своими.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
колчак парфянских полон стрел
от каппель ниц и троцких грелок
и рыба плавает быстрей
но океан ей слишком мелок

шутить не ленинтся каплан
историю крючками вяжет
и в пролетарский океан
палит зажмурившись но мажет

и в оборзенья колесе
стучат копыта первой конной
и евно фишлевич азеф
уже явил себя под гродно

а рыбе всё донт андестэнд
и нихт ферштейн покуда мчится
за помпиду жискар д’эстен
и кормит ромула волчица

какая рыба всех быстрей
мобильней сейнеров китайских
торпед ракет и ханских стрел
вот только этой и питайся

@темы: @стихи

04:33

осада

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Государев кремль из дыма кажет стяги.
Пушки зельем и железом заряжаем -
нынче люди, а вчера ещё бродяги.
Гибель злит, как в торге выгода чужая.

Пчхи, простыл, скажи-ка тятя, ведь недаром
забываемся стрелецкой и столичной:
кто Смоленск не сдал ни ляхам, ни татарам -
этим лекарь княжий выпишет бойничный.

Божьих слов на каждый штурм не заготовишь -
бьём наотмашь и потерь не замечаем.
Лижем раны и печалимся о том лишь,
что доспех немецкий крепок под мечами.

Грязен воин, но в душе светло и чисто:
смертью обняты, навек забыты всеми,
защищаем нелюбезную отчизну -
сучьи дети, сорняки, победы семя.


@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Лицо кумиру заплевав приветственными междометьями,
тесню восторженных девах от выхода из Шереметьева.
Охране кулаком сую и ксивой тычу убедительно.
Ты, Элвис, правильно поёшь: мы - рок-н-ролл, мы победители.

Поедем на ВДНХ, там обалденные колхозницы,
ты в жизни так не отдыхал, любовь всегда на волю просится.
Что нам холодная война, когда мы горячи и молоды,
и жизнь прекрасна и вольна, и не нужны для счастья поводы.

Твои очки и брюки клёш - свободы знаки и пристанища.
Когда ты в Мемфисе умрёшь, ты в нашей радости останешься.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
На улице не то чтоб зимний ад,
но льдины с крыш прохожих бьют без жалости.
Небесный потолок, нависший над
проспектом, каплет спесью и державностью.

А мы зашли в какой-то тёмный бар
с камином, нашпигованным поленьями.
Там бил джазмена бородатый бард
в пропахшем дымом свитере с оленями.

Угрюмый зал курил и выпивал,
а бард за баттл зрелищем приплачивал:
как грушинский далёкий фестиваль
агента джаза кием околачивал.

Но тут бог весть откуда, из углов
сбежался хор курсантов из училища.
Дурь выбил из убогих драчунов,
И снова разошёлся, чтобы пить ещё.

Чего бы Шнуров там себе не пел,
а музыка для мужика российского -
не плач о рабстве в джазовой трубе,
а повод, чтобы выпивши спросить с кого.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
в конгрессе и сенате тож
царит кабацкое веселье
вонзает в трумпа финский нож
берёзок баловень есенин
paul betach мельницам комбат
эксперт наладчик и обходчик
но бьёт сервантеса набат
по наковальням пьяных почек
и донкихотово копьё
заглотит жадно дульсинея
и позавидует бабьё
и киев дядьки бузинее
затеет санчо хоровод
вокруг мадрида и гранады
на крепкой тяге паровой
как баржа шедшая в анадырь
и вся сибирь уйдёт в скиты
и будет истово креститься
и красноярска смрадный дым
в кастильский праздник не вместится

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Она мне говорит: твои проблемы,
я не судья тебе, ты дописал
до точки повесть, всё, справляйся сам -
вы все теперь стругацкие и лемы.
Есть только здесь, сейчас. И даже Лета
в придуманное море не течёт.
И жизнь не ждёт, и прошлое не в счёт.

И ты дурак, когда поверишь в это.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Поскольку семь на раз не делится,
и няньки глаз не отдают -
как дон Кихот воюю с мельницей,
и обереги продаю.

Сушу траву на подоконнике,
зубрю Вийона и Рембо,
но мне французские покойники
не в жилу нынче, видит Бог.

Другое дело - достоевщина:
катарсис, боль и вёдра слёз.
Вот Соня - тоже вроде женщина,
а всё навзрыд, и всё всерьёз.

Кентавр Гайдар стучит копытами,
трамваям рельсы бередит,
трясёт романами забытыми,
и чует Хармса впереди.

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
пустыми снами на путях
каренина едва забылась
как тут же ей сапсанья милость
явилась в ангелов гудя
и рельсы безднами сошлись
на перегоне горки - китеж
вот так лежишь и поезд видишь
и даже кажется тошнит

@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Однажды Сэм, волл-стритское чудовище,
уснул на бирже, фьючерс не закрыв.
Сэм был женат, но время было то ещё,
ещё харассмент бл**ство не загрыз.

Приснилась Сэму русская красавица,
завидная, как девушка с веслом -
такая, что и колется и нравится,
калибра Oh, my God! и Povezlo!

Она вертела попой и мещанилась,
показывала гжель и хохлому,
а то, что в семь матрёшек не вмещается,
доверила лишь Сэму одному.

Сэм бдительность утратил в сновидении,
и брюки снял, и галстук развязал.
Он знать не знал, что он под наблюдением,
что KGB пасёт его, не знал.

И вскрикнул Сэм, когда к нему приблизилась
майор Natasha Mamba в неглиже -
красавица, проверенная кризисом,
конь с яйцами от Карла Фаберже.



@темы: @стихи

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Метель за метелью - три ночи подряд.
В тревожной глуши замерзает отряд.
А где-то драконы живут, говорят.
Но кто же поверит...
Мы в чёрном - и это пожизненный цвет.
Ни прошлого нет, ни грядущего нет.
Не надо вопросов, ты знаешь ответ.
И срок, что отмерен.

Скачи по равнине, гляди на орду.
Надейся: однажды Иные падут.
Смерть выклюет вороном старших в ряду,
но жизнь нам на смену
взрастит терпеливых и верных бойцов -
парней без родства, сыновей без отцов,
и, каждому выдохнув стужей в лицо,
отправит на Стену.

Где призраки рыщут в лесах во плоти,
где с нежитью бьёшься один на один -
кровавую цену нельзя не платить
за честь без позора.
Последней присягой до гибели жив,
железом и долгом крепи рубежи.
Отвергнутый миром - ты людям служи
со мною, дозорный.

@темы: @стихи

21:23

вихри

неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Кружитесь, вихри ожиданий,
лежалую гоните пыль.
Не вы ли новых эр джедаи?
Гонцы незнамого - не вы ль?
Взметайте пламя страсти выше,
не верьте трезвому уму,
срывайте планы, маски, крыши.
Вы - воздух мой, и потому -
пусть будут ворлоки и волки,
и суд времён в саду камней.
Пусть будут эха недомолвки
и бездны отзвуки во мне.

@темы: @стихи