(и ещё одно, всё с того же анонимного дуэльного ристалища)
Нечернозёмный Нуар Царица
Так всё и было – таблетки, врачи, больница, на экранах приборов мерцало «конец игры». Вроде легчало, но к ночи опять накрыло, снилась царица-щука с зубастым рылом: «если опять на речку пойдёшь топиться, не пугай моих рыб».
Не испугаю. Хотя я ещё тоскую по тому, кто согрел меня, но остыл и насмерть замёрз, буду, царица, теперь объезжать Тверскую область твою за много окольных вёрст.
Больше не плачу. Никаких теперь белых платьев, никаких купаний в полнолуние на реке. Приплывают рыбки, плавники подставляют: гладь их.
Вновь Славянский бульвар… Парк Победы… сойдём на Киевской… Крутит ленту метро наш московский Не-Голливуд. Даже сильные чебурашки порой ревут, вспоминая героев с улыбкой союзмультфильмовской.
Вечер манит Сиреневой веткой махнуть на выселки, в давнем кадре застыть возле лавочки у реки. Где-то чудо бедовое - всё, чему вопреки… без меня крокодилит, и лужи напрасно высохли.
Раны старых асфальтов зелёнкой весны залечены. Плёнка крутится-вертится, вечная, как мульты, мне отмерив два метра рифмованной маеты, что с улыбкою Гены по маю плывут навстречу мне.
>Положи мне в конверт ромашек, >буду нюхать средь дел домашних, >буду в тёплых ходить гамашах, >и не помнить своих промашек.
>>>>Речная нимфа, много миллионов ударов сердца назад
Моё письмо разбилось о молчанье.
С надеждою, с весенним ветерком я мчал в края, где тихое звучанье гармонии не выразить стихом. Мой путь слагался в мили на дисплее одометра, и низкие холмы казалось, были ближе и теплее, чем те, что прежде здесь встречали мы. И, всё-таки, ни Хельсинки, ни Рига, ни город Миссо в эстландской глуши - мне не были милы, и странствий книга дописана. Пока есть путь - спеши. Но не ищи правдивого ответа на важные вопросы за чертой, где нет ромашке отданного лета.
Бог глядит в земную тьму. Дух противится уму. Над винилом спит игла. Ночь нежна, и ночь светла. И в иголку на постой шелкопряд вдевает нить. И стихов колпак пустой слишком тих, чтоб с этим жить. Эй, душа, себя не мучь, не ищи трудов взаймы. Стань легка, как лунный луч, и беспамятна, как мы.
Случается, что мы во цвете лет себе занятных ищем приключений. И никакой на нас управы нет. Вот вам пример, чтоб не было сомнений.
Один богач (не нам его судить, где взял он евро четверть миллиарда), собрался покутить и поблудить: с проворством молодого леопарда помчался на охоту в злачный дом. Добыча там сама просилась в зубы. И вот, упившись виски с коньяком, мулатку он уже кусает в губы. Бегом несут шампанское в ведре два томно-равнодушных мизерабля. А там уж кокаин горчит в ноздре. А дальше – шум и драка: Кто тут?! На, бля! Назавтра, предобеденной порой, спасённый личной бдительной охраной, лежит в похмелье лютом наш герой с разбитою губой и рваной раной. Но это всё цветочки – заживёт. А ягодки вполне себе поспели: в паху уже зудит, свербит и жжёт – привет от честных тружениц постели!
Ну что тут будешь делать? Звать врача. Приехал врач, седой Иван Натаныч. Коньяк, лимон – осмотр не сгоряча. Как много разных бед случилось за ночь! Вердикт врача: набег лобковых вшей, которых нужно медикаментозно ну... истребить, или изгнать взашей. Задача – пшик, отнюдь не грандиозна. Но вот беда: наш пациент мычит, что он – защитник фауны и флоры. И всякой твари - верный друг и щит. И в Гринпис перечислил денег горы. Иван Натаныч смирно пьёт коньяк, и, взор потупив, твёрдо замечает, что сам он, к слову, вовсе не маньяк, и тоже часто живность защищает. Однако же, презренный организм, в промежности приют себе нашедший, жалеть не стоит. Это, мол, – каприз, а пациент, должно быть, сумасшедший.
Богач, отдав положенную мзду, велит врача спровадить из покоев. Целитель, всуе помянув п***у, и высказавшись в адрес жадных гоев, спешит в свою лечебницу назад. А наш герой, исполненный сомнений, плеснув Перье, выходит в зимний сад, избрать одно из трудных двух решений. Быть иль не быть? Вот так стоит вопрос. Обречь ли мелких тварей лютой смерти? Или терпеть укусы, как от ос? И так и сяк в уме ответы вертит. О, эврика! На шлюх переселить, для этой цели нанятых в борделе! А шлюх – под конкурентов подложить, чтоб мучились, чтоб вши их всех заели! Затраты здесь совсем невелики, и сыты вши, и шлюхи тоже живы. Завистникам – расплата за грехи. Да, слуги так придумать не смогли бы!
Мораль сей басни вовсе не проста. Призыв здесь не к пороку, но к рассудку. Чтоб не чесать интимные места, и не принять серьёзное за шутку, нам всем, читатель, следует понять, что всякое случается на свете, но - хоть богач, хоть уличная бл**ь – за всё потом лишь сами мы в ответе. Не стоит шлюх винить и докторов, и вшей ругать, коль оплошали сами.
Бог даст, пусть каждый будет жив-здоров. Пусть станет всяк богат – но чтоб не вшами.