Бог глядит в земную тьму. Дух противится уму. Над винилом спит игла. Ночь нежна, и ночь светла. И в иголку на постой шелкопряд вдевает нить. И стихов колпак пустой слишком тих, чтоб с этим жить. Эй, душа, себя не мучь, не ищи трудов взаймы. Стань легка, как лунный луч, и беспамятна, как мы.
Случается, что мы во цвете лет себе занятных ищем приключений. И никакой на нас управы нет. Вот вам пример, чтоб не было сомнений.
Один богач (не нам его судить, где взял он евро четверть миллиарда), собрался покутить и поблудить: с проворством молодого леопарда помчался на охоту в злачный дом. Добыча там сама просилась в зубы. И вот, упившись виски с коньяком, мулатку он уже кусает в губы. Бегом несут шампанское в ведре два томно-равнодушных мизерабля. А там уж кокаин горчит в ноздре. А дальше – шум и драка: Кто тут?! На, бля! Назавтра, предобеденной порой, спасённый личной бдительной охраной, лежит в похмелье лютом наш герой с разбитою губой и рваной раной. Но это всё цветочки – заживёт. А ягодки вполне себе поспели: в паху уже зудит, свербит и жжёт – привет от честных тружениц постели!
Ну что тут будешь делать? Звать врача. Приехал врач, седой Иван Натаныч. Коньяк, лимон – осмотр не сгоряча. Как много разных бед случилось за ночь! Вердикт врача: набег лобковых вшей, которых нужно медикаментозно ну... истребить, или изгнать взашей. Задача – пшик, отнюдь не грандиозна. Но вот беда: наш пациент мычит, что он – защитник фауны и флоры. И всякой твари - верный друг и щит. И в Гринпис перечислил денег горы. Иван Натаныч смирно пьёт коньяк, и, взор потупив, твёрдо замечает, что сам он, к слову, вовсе не маньяк, и тоже часто живность защищает. Однако же, презренный организм, в промежности приют себе нашедший, жалеть не стоит. Это, мол, – каприз, а пациент, должно быть, сумасшедший.
Богач, отдав положенную мзду, велит врача спровадить из покоев. Целитель, всуе помянув п***у, и высказавшись в адрес жадных гоев, спешит в свою лечебницу назад. А наш герой, исполненный сомнений, плеснув Перье, выходит в зимний сад, избрать одно из трудных двух решений. Быть иль не быть? Вот так стоит вопрос. Обречь ли мелких тварей лютой смерти? Или терпеть укусы, как от ос? И так и сяк в уме ответы вертит. О, эврика! На шлюх переселить, для этой цели нанятых в борделе! А шлюх – под конкурентов подложить, чтоб мучились, чтоб вши их всех заели! Затраты здесь совсем невелики, и сыты вши, и шлюхи тоже живы. Завистникам – расплата за грехи. Да, слуги так придумать не смогли бы!
Мораль сей басни вовсе не проста. Призыв здесь не к пороку, но к рассудку. Чтоб не чесать интимные места, и не принять серьёзное за шутку, нам всем, читатель, следует понять, что всякое случается на свете, но - хоть богач, хоть уличная бл**ь – за всё потом лишь сами мы в ответе. Не стоит шлюх винить и докторов, и вшей ругать, коль оплошали сами.
Бог даст, пусть каждый будет жив-здоров. Пусть станет всяк богат – но чтоб не вшами.
Любить играючи, любить любовью, схожею с игрою. Над миром сумрачным парить - и забывать о нём порою. Играть в любовь, любить игру, вдыхать всей грудью воздух тщетный. И, пробудившись поутру, ловить лишь отблеск мимолетный того, что нас пленяло тьмой, того, что нас пленяло светом...
И всё своё постичь самой. И не жалеть потом об этом.
Эти карты истлели, и правильный курс не найти, как Его не расспрашивай. Даже слёзы - как море солёны на вкус, и закаты багровым окрашены. На Летучий Голландец не нужен билет, не ищите его в расписании. Милосердия нет, и прощения нет, и бессрочно моё наказание. Я веду свой корабль в стёртый временем порт, капитан, двухметровое пугало.
Моя мама хотела сделать аборт. Но в последний момент передумала.
Он сегодня не в духе. Он строг и немногословен. Матовый серый джойстик неподвижно зажат в ладони. Нет никого из смертных в снежно-облачном тихом доме. И нет ни дверей, ни дома, и свет на сумрак наслоен.
Он смотрит в людские окна. Он видит – там всё по-прежнему: портвейн после скверной водки, программа «Вести недели». Как будто на всех один рабский ошейник надели. Тоскуют по Брежневу, слушают Веру Брежневу.
Мужья избивают жён, дети хамят родителям. Власть матерят, но на выборах голосуют. Лгут матерям, и бубнят Его имя всуе. Подставить вторую щёку? А шило в бок – не хотите ли?
Он вспоминает давнее – замысел, свет, разделение тверди и вод, верных ангелов светлое множество. Свободные люди - захочется, значит сможется. Мог бы заставить, но так ведь только больнее им...
Он наклоняет джойстик, океаны волнами пенятся, айсберги свои плечи в морскую воду роняют, птицы мчатся по небу, и тучи их догоняют. Но медленно, очень медленно мелет времени мельница.
И тогда Он решается, и ураганы сметают целые города, эти муравейники человечьи. И человеку нет места, как бесполезной вещи.
И оправдаться нечем. И заслониться нечем.
И красная клавиша джойстика вспыхивает зловеще. И уже ракетные ангелы с небесных палуб взлетают.