Человек говорит: отречёшься три раза, Петя, прежде чем твой будильник заголосит. Человек говорит: ешьте меня и пейте, хорошее время выпить и закусить.
Человек говорит: будет страшно, и будут казни. Крепок мой дух, но на суд идти во плоти. Веселитесь братья, сегодня великий праздник. Я вас призвал, и теперь мне за вас платить.
До тридцати ещё можно и порезвиться - слегка познобит, перекашляю, не помру. В имеющих право зараза не угнездится, зато я пустой, не отыщут по топору.
Так думает Родион Романыч, температуря, идёт через узкий и грязный питерский двор занять своё место в элитной литературе, где бледным убийцам сочувствуют до сих пор.
Заходит к микрофинансовой ведьме, грубый (за каждый рублик четыре вернёшь назад). Целует процентщицу в тонкие злые губы, и контрольным влажно кашляет ей в глаза.
Преступил, доказал! Только песенка не допета, проценты по вкладу здесь платят в самом конце: в комнату входит нежданная Лизавета с мстительными чумными пятнами на лице.
- пил чернила с прокурором - яхты нет, купил «аврору» - в лапоть складывал деньжата - наш отряд грешил с вожатой - человек собаке гопник - здесь махни, а здесь притопни - из овса сварил наркотик - это ж тигр, а не котик - под венец пошла босою - разговелся колбасою - трактор в реку сам уехал - ной в ковчеге слушал пьеху - сладок мёд, да пчёлки жалят - мы его втроём держали - била мужа, аж вспотела - воспорхнёт душа от тела... - школа вам не детский садик - князь, орда подкралась сзади - это ром, а не водица - обещал со мной плодиться - блок чудак, а пушкин – сила - увлеклась, цветник скосила - отвали, франс пресс, адьё - евро точно упадёт
- обтирайте вирус ватой - в пьянстве бесы виноваты - твой медведь задрал таксиста - дочка ваша неказиста - в целом свете нет милее - тут вам скрепки к юбилею - не хотел, да вот напился - уберите флот от пирса - к хлебу только хрен с горчицей - полно, сударь, мелочиться - громко выстрелил из лука - расплескала брагу, сука - сорок шкурок за монисто - вынь топор из гармониста - интернет погубит веру - пейте в меру, пионеры - взвесьте лиха четверть фунта - не партком, а просто хунта - за меня пойдёшь ли замуж? - сел в тюрьму, а братья там уж - здесь в собесе сплошь масоны - залатайте слой озона - швондер всех разоблачит - эй, саврасов, где грачи?
Окраина, приросшая уже к зиме полями; который там по счёту из мужей - сидит, паяет. И сладковатый канифольный дым плывёт над речью. И стонет кран, уставший от воды. И поздно течь ей.
А ты сидишь и переводишь По, а может, Рильке. Остра, как камень в парке Монрепо, как елей пики. И будущее мелочью трясёт до слёз, до дрожи. Каких-то десять-двадцать зим - и всё. И Рильке тоже.
И пусть стихи - не главное давно, но всё же важно, чтоб слово, неприметное зерно, упало в пашню. Пусть снегопад пейзаж запорошил, и рано сеять. Пусть муж паяет нервы медных жил - слова за всеми.
Подписались на волонтёрство, старушек и кошек через дорогу переводили. Чтобы не думали, что молодёжь ведёт себя чёрство (и чтоб нам исправработы укоротили).
Потом нас отметили и повысили: отправили в бункер на выселках уничтожать секретное химоружие. Разливали его по кружкам и пили, пили, пили...
Потом лежали, от подвига отходили. Блевали стамесками и ножами, ежами и шкурами крокодильими.
Но этого мало, порой нас так накрывало, что Денис колотил в нарисованное окно, Полина лизала дорожное полотно, Глеб жёг хлеб, Антон надевал на бидон…
Нет, это уж слишком, Про такое не пишут в книжках, а только в медкартах. Мы тут не супермены так-то, просто есть такая работа – арсеналы от палева зачищать.
На что только не подпишешься сгоряча. Всей химзащиты - значок патриота. Ни попа тебе, ни врача.
Роботы, кстати, здесь непригодны - сразу ломаются и горят. А молодёжь упирается, как пехота хлебнувшая штрафбаты и лагеря.
В сухом остатке – запас химоружия извели, не замарав отечественной земли, не обратив в могильники лесопосадки.
За это дело нам выдали грамоты: «с честью... по спецзаданию... до конца...» Сказали: гостайна, не вешайте в рамы-то, Не рассылайте через вражий whats app.
А мы и рады: за те перепосты в блогах исправработы нам споловинили. Жаль правда, что химоружия слишком много и столько наивных блогеров бессмысленно потравили им.
У неё нет времени – и поэтому не болит. Она помнит многое, от Вергилия до молитв. У неё в карманах - пророчества и сонеты, но она понимает: убьют её не за это.
Каждый трамвай печален, ибо рельсам не изменить. Каждый поэт молчальник, но внутри у него звенит. Слово за словом вливая в людей по капле - сгинешь до срока, как отомстивший Гамлет.
И она отзывает меня из тепла трясин, вручает знамя отступников и говорит: неси. Выходит на площадь, нежит пальцами рифмы-чётки. Под пули бесцветных, которые служат чёрным.